Образы Дванова и Чепурного в романе А. Платонова "Чевенгур"

В романе есть значительная реплика: "Ты говоришь - хлеб для революции! Дурак ты, народ ведь умирает - кому же твоя революция останется?" И в самом деле, плутающий по российским просторам Александр Дванов видит только "бледный ландшафт впереди с разоренными селениями и голодными людьми. Ни одного сооружения - только тоска природы-сироты".

Поиски "нечаянного коммунизма" сталкивают его со многими примечательными лицами. Так, в селеньице Ханские Дворики представитель славной когорты революционеров встречается - трудно поверить с первого раза - с Федором Михайловичем Достоевским, представляющим здесь советскую власть, он "тут все одно что Ленин". Настоящая фамилия героя звучала неблагозвучно и безызвестно, а писатель Достоевский всему миру известен. Есть смысл и в другом: ратующий за создание к лету социализма Достоевский - это и обращение к взглядам реального Достоевского, ироническое отношение к идеалам русской литературы, которые, по мысли автора, не нашли своего воплощения в жизни. Новые герои России XX века, такие, как Копенкин, Чепурной, Шумилин, не просто забыли своих национальных кумиров, заменив их Розой Люксембург, но и не знали их из-за недостаточной грамотности.

Достоевские XX века торопятся изменить лицо земли, не прислушиваясь к вещему голосу предков: построить в Ханских Двориках долгожданный социализм, а там, глядишь, и коммунизм, о котором мечтали прятавшиеся за рубежом господа-интернационалисты. Представитель советской власти в Ханских Двориках и сам не прочь помечтать о светлом будущем, скажем, об отмене ночей "для повышения урожаев", "организации ежедневного трудового счастья" Тем более, что видит указующий перст Копенкина, предлагающего закончить к лету социализм. "Вынь меч коммунизма!" - приказывает странствующий витязь с интернациональным мышлением. На что председатель ревкома, как пионер перед всем отрядом, клятвенно обещает: "Даю социализм! Еще рожь не поспеет, а социализм будет готов!"

Уполномоченный волостного революционного комитета Игнатий Мошонков не только сам себя переименовал, но и предложил, в целях самосовершенствования граждан, всем другим пересмотреть свои прозвища. Так, Степан Чечер стал Христофором Колумбом, а Петр Грудин - Францем Мерингом. Правда, неграмотные сельчане не знали о деяниях этих исторических личностей. Может быть, автор использует фамильную чехарду для забавы читателя? Нет, даже в такой, казалось бы, несуразице есть свой смысл, напоминающий о порядках, заведенных первыми красными хозяевами Кремля. Недаром Игнатий Мошонков "все одно что Ленин". Псевдоним имели: Бронштейн-Троцкий, Джугашвили-Сталин, Радомысльский-Зиновьев, Валлах-Литвинов, Гольдштейн-Володарский, Губелльман-Ярославский Емельян и многие другие. Менялись не только фамилии, но переименовывались улицы, села и города в честь здравствующих и умерших вождей.

Довольно значительно количество действующих лиц в романе. Условно их можно было бы разделить на две группы, согласно тому общественному положению, которое они занимают в сюжете произведения. Несмотря на пренебрежительное отношение к трудящемуся люду со стороны повествователя и главных действующих лиц, на первое место поставим рабочие массы, персонифицированные в романе словами "прочие", "прочий". Да, они почти нигде не называются по именам, хотя и постоянно действуют: вступают в дискуссию, работают на субботниках, воюют с врагом, напавшим на Чевенгур. Эти люди живут своей естественной жизнью, как живет куст сирени, муравей, тянущий за собой груз больше своего собственного веса...

Более или менее выделяющиеся из этой среды имеют свои имена (такие, как "прочий, по прозванью Карпий") или прозвища (Недоделанный, Кузнец...). Именно эти люди из "прочих" открыто выражают свое недовольство новыми властями, которые землю мужикам отдачи, а хлеб до последнего зерна отбирают. Может быть, по причине несговорчивости "прочие" в романе "хуже пролетариата". Большее внимание в книге уделяется хозяевам новой жизни: путешественнику Александру Дванову и Степану Копенкину, председателю губисполкома Шумилину, активно осуществляющему коммунизм в Чевенгуре Чепурнову, фантазеру-слесарю Гопнеру, мечтающему распространить чевенгурский опыт на другие места Советской России, посланнику столицы Сербинову. Лишенные деловой сметки, они далеки от реального коммунизма, который пытаются на Словах внедрить к лету. Его еще нет, а стремление уберечь марксову Теорию от происков мирового империализма уже есть. Об имеющейся угрозе знали руководители. Дванов же в качестве примера привел газетные строчки:

Гони березку в рост,

Иначе съест ее коза Европы.

Торопиться со строительством социализма, стало быть, надо было еще и потому, что классовый враг не дремал и "будил умирающую буржуазную прослойку". Благодаря усилиям председателя исполкома в Чевенгуре Чепурного организовывается социализм не экономическими методами, о которых коммунары не имели представления, а насильственным путем. Так, перед вторым пришествием Прокофий с Клавдюшей в обмен на продление жизни реквизировали у имущих граждан браслеты, шелковые платки, золотые царские медали, девичью пудру для увеличения дохода республики. Хозяева новой жизни не церемонятся с отсталыми несознательными элементами, предоставляя им "все бесконечное небо, оборудованное звездами и светилами на предмет организации там вечного блаженства". Платонов со всеми подробностями показывает расстрел беззащитных людей на соборной площади. Расстрелянные враги лежали вперемежку по трое, по пятеро. Чепурный и Пиюса, лично обследовав мертвецов, приказали подготовить общую могилу. Чекисты к утренней заре вырыли огромную яму и свалили в нее мертвецов. Затем, дабы скрыть следы своей работы, "во избежание холма", разбросали землю по всей площади. Только после этого "работяги" разрешили оставшемуся в живых населению Чевенгура: "Плачьте".

В стране Чевенгурии есть свой вождь в лице Чепурного. Будучи большим начальником, он чувствует себя преобразователем жизни. Провидец Платонов как бы предупреждал об огромной опасности, исходящей от безграмотных чиновников, вздыхавших "от тяжести своей темноты". Чевенгурские большевики не способны здраво размьшлять. Так, у одного из них, Кирея, от дум сера закипела в ушах. Чепурному он так и признался: "У меня от ума гной из ушей выходит, а дума никак..." Да и сам председатель революционного комитета не шибко подкован в политике. "Одно успокаивало и возбуждало Чепурного, есть далекое тайное место, где-то близ Москвы или на Валдайских горах, как' определил по карте Прокофий, называемое Кремлем, там сидит Ленин при лампе, думает, не спит и пишет. Чего он сейчас там пишет? Ведь уже есть Чевенгур, и Ленину, пора не писать, а влиться обратно в пролетариат и жить. Чепурный отстал от Жеева и прилег в уютной траве чевенгурской непроезжей улицы. Он знал, что Ленин сейчас думает о Чевенгуре и о чевенгурских большевиках, хотя ему неизвестны фамилии чевенгурских товарищей. Ленин, наверное, пишет Чепурному письмо, чтобы он не спал, сторожил коммунизм в Чевенгуре и привлекал к себе чувство и жизнь всего низового безымянного народа..."