Семья как ячейка общества в английской литературе XX века

Название работы: Семья как ячейка общества в английской литературе XX века (на примере романов Р.Олдингтона "Смерть героя" и А. Кронина "Замок Броуди")

Предмет: Зарубежная литература ХХ века

Тип работы: реферат

Краткое описание, особенности: реферат по творчеству зарубежных авторов начала ХХ века. Тема изначально, как видно, весьма узка. Поэтому данная работа включает в себя анализ двух заявленных произведений и последующие некоторые собственные выводы по сформулированной теме. Основу реферата (а он состоит из одной главы) составляет материал, собранный по крупицам из трех литературоведческих источников - монографии и учебных пособий. Объем материала - 7 страниц

Текст:

В романах двух известных английских писателей первой половины XX века - Ричарда Олдингтона и Арчибальда Кронина - немаловажное место занимает тема семьи в современном буржуазном обществе. Семья издавна считается в большинстве стран «ячейкой общества», его связующим звеном. Но произведения вышеназванных авторов убедительно показывают нам, что это утверждение далеко не всегда соответствует истине...

Ричард Олдингтон принадлежал к послевоенному или "потерянному" поколению писателей, так как расцвет его творчества относится к 20-30-ым гг. ХХ в. Этот термин впервые употребила Гертруда Страй - известная в свое время представительница американского модернизма. В 1920 г. в Париже она обронила такую фразу: «Все вы такие! Вся молодежь, побывавшая на войне.... У вас ни к чему нет уважения». Роман «Смерть героя» Ричард Олдингтон начал писать под непосредственным впечатлением первой мировой войны, буквально в первые дни после перемирия. Но работа над ним была тогда прервана. Только через десять лет, в 1929 году, книга была дописана и издана. Это дерзкая, смелая, вызывающая книга - лучшее произведение писателя. Война, участником которой он был с самого ее начала, имела решающее значение в формировании таланта Олдингтона. Писатель вернулся с фронта с новыми взглядами на весь окружающий его мир, с новыми представлениями о задаче писателя. В одном из писем Олдингтон так писал о значении пережитого в эти годы: "Я приобрел широту взгляда и способность общаться с широкой массой". Все, что пишет Олдингтон в «Смерти героя», обладает значением далеко идущего обобщения. Это яркий социальный роман, созданный от имени поколения, называемого «потерянным», об этом поколении и одним из его наиболее типичных и одаренных представителей.

 Герой романа, молодой англичанин Джордж Уинтерборн, родившийся вместе с XX веком, погибает на одном из фронтов первой мировой войны, как погибали тысячи его сверстников. Уинтерборн, за которым стоит автор, хочет понять не только страшные последствия, но и причины страшного всемирного конфликта, и роман превращается в исследование причин, породивших войну, а с ней и трагедию «потерянного поколения». И вот тут Олдингтон начинает как будто издалека. Большое место зани­мает в романе разоблачение лицемерия, царящего не где-нибудь, а в «респектабель­ных и добропорядочных» английских семьях. Он хочет показать, что ложь, которой была пронизана пропаганда войны «за спасе­ние человечества», имела очень глубокие корни и была следствием и прямым продолжением той лжи, которая сопровождала жизнь «респектабельного» англичанина с первых дней его жизни. Стремясь раскрыть предысторию своего героя, погибшего на войне, показать, как происходило формирование его личности, автор  рисует  семейную  жизнь  двух  поколений  Уинтерборнов.

Изображая викторианскую семью, Олдингтон шел дорогой Сэмюеля Батлера, автора романа «Путь всякой плоти», и Джона Голсуорси, которые посягнули на твердыню буржуазной семьи -ячейки общества, концентрирующей в себе его черты, показали, что святость буржуазного семейного очага основана на святости собственности. Однако Олдингтон более резок, более сатиричен. «Проституция, освященная законом»,- так называет он незыб­лемый кодекс такой семьи. С детства дочерям внушается, что им следует улавливать выгодных женихов, «под тонкой плен­кой благочестия и супружеского согласия, будто бы связующего дражайшую матушку и добрейшего папашу, кипит ключом неук­ротимая ненависть...». Семейка Уинтерборнов, клеточка буржуазного общества, «благоденству­ющая под защитой закона», пропитана отвратительной смесью хищных вожделений и ханжества, мещанской заскорузлости и претензий на значительность. Мистер Уинтерборн  - безвольный сентиментальный эгоист, от­личающийся «особым даром портить жизнь людям». Миссис Уинтерборн- тщеславная и циничная самка, испытывающая отвращение ко всему, что хотя бы отда­ленно предполагает умственное напряжение. Это хлесткий гротеск, за которым чувствуется дрожь омерзения - выстраданное проклятие пошлости и осо­бенно тартюфству английского мещанина.

 Буржуазная семья изображена в романе как сколок всего класса: миссис Уинтерборн, «как и весь ее класс, угодничала перед теми, кто занимал лучшее положение в обществе, и помыкала стоящими ниже ее».

Большой выразительности исполнено сатирическое изображе­ние панического страха семейства Уинтерборнов, где оказа­лись нарушенными нормы респектабельности, перед грозящей им стихией сплетни и злорадства. «Что скажут люди? Что ска­жут люди! Что скажет священник? А миссис Стэндиш? А мис­сис Грегори?.. А кузина Джоан? Глаз у нее зоркий, как у стаи сарычей, а нюх на скандал и запах падали такой, что ей мог бы позавидовать голодающий кондор с Андов». Естественность, гибкость иронического стиля достигается введением несобствен­но прямой речи, когда речь персонажей со всеми ее особенно­стями сливается с авторским повествованием. Так передано возмущение четы Хартли, узнавшей, что Джордж Огест Уин­терборн, женившийся на их дочери Изабелле, пускал им пыль в глаза, а в действительности его семья ограничена в средствах. «Хартли были просто взбешены: оказывается Джордж Огест ни­какой не богач! Подумать только, как ловко он их провел! Как завлекал Изабеллу, задаривая ее шоколадом по шиллингу шесть пенсов фунт! И как высокомерно и осуждающе, с видом оскорб­ленной праведницы слушала дражайшая матушка невинные шу­точки капитана Хартли насчет их жизни в Индии, насчет фел­лаха (ха-ха!) и парочки хорошеньких индусок (хи-хи!). А как невыносимо хвастал добрейший папаша своим портвейном шесть­десят четвертого года и поездками в Париж и на поле Ватерлоо! И они, Хартли, вытерпели все эти унижения, а теперь, оказы­вается, что Джордж Огест совсем даже не богат! Ужасно, просто ужасно!»

Показывая, как буржуазная семья «выступает единым фрон­том против любого из своих членов, осмелившегося предаться столь непристойным занятиям, как Литература и Искусство, Олдингтон сосредоточивает всю силу своей ненависти на бур­жуазном классе - «страшной приземистой опоре нации». Этот класс признает «только искусство и литературу, которые уста­рели на полстолетия, выхолощены, оскоплены, обстрижены цен­зурой, подслащены ложью и сентиментальным вздором, как то угодно англизированному Иегове». С болью говорит он о том, что буржуазная Англия отвергала и преследовала лучших пред­ставителей нации, тех, кто выделялся смелостью духа. О незыб­лемый оплот филистерства «тщетно бился Байрон», над ним «бессильны были взлететь даже крылья Ариеля». «Английский буржуа,- говорит автор,- считает Харди «очень мрачным и без­нравственным», а Уайльда - «очень нездоровым и безнравствен­ным». Последние слова перекликаются с замечанием Олдингтона в книге «Жизнь ради жизни»: «Оскар Уайльд жестоко рас­плачивался за то, что дерзнул смеяться над британской буржуазией»

Пророчески по отношению к себе самому звучат слова Олдингтона, обращенные к писателю, который не хочет надеть «елейную маску истинно британского лицемерия»: «Ты можешь ускользнуть на время. Тебе покажется, что тут возможен ком­промисс. Ошибаешься. Либо тебе придется продавать им душу, либо ее раздавят. Или же стань изгнанником, беги на чуж­бину».

Гнет утилитаризма викторианской семьи испытывает с дет­ства Джордж Уинтерборн. Подчиняясь внешне этой семейной рутине, он принужден был замыкаться в себе. Невольно укоренялась прихотливая склонность к бездумному созерцанию и чрезмерному умствованию. Чувство сковывалось, загонялось внутрь, и возникала боязнь осквернить его банальным словом или поступком. Развивалась привычка вуалировать мысль, ценить мысль не высказанную, а подразумева­емую. Скромность уступала место неуверенности, пот­ребность общения - отчужденности, недоверию к себе и другим. Относительное благополучие не спасало его от жизни жалкой и страдальческой. Его отрывают от занятий живо­писью, он вынужден читать Китса тайком. Этот гнет он осознает особенно ясно в одно знаменательное для него мгновение. Луч света, брызнувший ему в глаза после бури, запах напоенной дождем листвы, чистая и печальная песня черного дрозда вне­запно заставляют его испытать острое чувство красоты. В опи­сании душевного состояния Джорджа проявляется присущий Олдингтону дар открывать, как чудо, красоту мира. «Красота не вне нас, но в нас самих,- пишет он в романе.- Это свою кра­соту мы узнаем в изменчивых узорах вечного потока жизни. Свет, форма, движение, блеск, запахи и звуки внезапно пред­стают перед нами не просто как привычный облик вещей,- в них обретает выражение жизнь, ключом бьющая в нас, они да­рят  радость,  наслаждение.   Мальчик,  впервые   охваченный еще неведомым восторгом, погрузился в раздумье о тайне красоты» Снизу донесся пронзительный голос - Джорджу велят сбегать в бакалейную лавку. «Что за извращенное чутье подсказывает им, в какую минуту нанести удар? - так передает автор мысли Джорджа.- Как они ухитряются столь безошибочно разбить кристальный мир души?». Последние слова - о кристальном мире души также очень важны для понимания Олдингтона, осо­бенностей его дальнейшего творческого пути.

В семье хотят приучить Джорджа к «мужественным» заня­тиям, он должен обзавестись ружьем и убивать дичь, играть в возведенные в культ спортивные игры. Главное, чтобы не было никаких «идей» - опасение типичное для английской буржуа­зии с ее «нелюбовью к теории». «Он, знаете, настоящий маль­чишка, ни одной идеи в голове»,- говорят про Джорджа, на­учившегося вести двойную жизнь, играть роль «здорового юно­го варвара». Олдингтон как художник-реалист умеет убедить читателя в типичности тех уродливых отношений и характеров, которые он рисует. Нравы «добрейшего папаши» и «дражайшей мамаши» - не отталкивающее исключение, а печальное правило и неразрывно связаны со всем общественным строем буржуазной Британии.

Джордж Уинтерборн с детства ведет глухую, скрытую борьбу внутри викторианской семьи - «оплота филистерства». В предисловии к роману автор писал, что люди его поколения, возмужавшие в период мировой войны, «провели свое детство и юность, пытаясь, подобно молодому Самсону, разорвать путы викторианства». Джордж строит собственный мир, доверяясь только книгам, картинам, природе, которую он воспринимает поэтически. Так возникает выдержанная в едином тоне картина местности, где он бродит: край этот «застенчив, точно старая дама в серебряных сединах... кажется очень древним, серебристо-се­дым, на пологих склонах раскинулись однообразные, без единого дерева поля... а вдалеке серебристо-седой каймой всегда вид­неется море». Чем ближе к берегу, тем гряды меловых холмов «выше, круче и, наконец, почти отвесно встает серебристо-седая меловая стена, точно исполинский вал с гребнем окаменевшей пены, навеки неподвижной, навеки немой...». Английские поэты и зарубежные живописцы - единственные друзья Джорджа: «они одни объясняли ему Тайну красоты, они одни защищали ту скрытую в нем жизненную силу, которую он, сам того не по­дозревая, яростно отстаивал». Здесь дает себя знать эллинизм, игравший важную роль в поэзии Олдингтона. Античный мир для Олдингтона - средство протеста против пошлой буржуазной дей­ствительности, достижения идеала гармоничной жизни. Природа в воображении Джорджа связана с древними богами. Но они вы­нуждены отступать под натиском цивилизации. «Где же те, кто им поклоняется? Где их алтари? Треск автомобильных моторов, черный дым над рельсами... Фавны, дриады, лесные божества, не убегайте от меня! Я не из тех - не из мучителей, что терзают и гонят живую жизнь!» ⁶⁸ Так рождается понятие Красоты с боль­шой буквы, Красоты, которую надо ограждать от враждебного ей мира. Джордж «сумел сохранить искру» в спертом воздухе домашнего очага, оберегаемого ангелами коммерческого расчета и. деше­вого лицемерия. Он не дал ей угаснуть и в удушающей атмосфере училища, тренировавшего юные организмы по моделям безмозглого мужества, казенного оптимизма и покорной готовности обслуживать потребы импе­рии. Подспудная   борьба   героя   кончается   открытым   сопротивле­нием - он порывает с семьей.

Одну из причин морального крушения своего героя автор видит и в его собственной интимной жизни. Олдинтон рисует быт второго, молодого, поколения Уинтерборнов. В Джордже сильна потребность живо­го, искреннего чувства. Показная благопристойность внушает ему отвращение, оскопляющие запреты, про­диктованные коммерческим расчетом, предрассудками или ханжеством, вызывают его протест, он радуется высвобождению из-под мелочной опеки. Но любовные увлечения Уинтерборна столь же беспечны, как и его пристрастие к «новому» искусству, также подхлестнуты модернистскими доктринами. В его состоянии, когда мо­ральные устои расшатаны, идейных устремлений нет, а нездоровые веяния сильны, легко было отозваться на буржуазную проповедь свободной любви и принять ее доводы за чистую монету. Джордж отказывается от серьезного в любви, не замечая, как беззаботная непо­средственность чувств уступает место распущенности. С глупенькой и самонадеянной увлеченностью, подогретой, хотя и задерганным рефлексией, но все же властным желанием, толкует он своей возлюбленной модные «теории» отношения полов. С прямодушной от­зывчивостью восторженного и доверчивого простака встречает он мнимое свободомыслие буржуазок Элиза­бет и Фанни, жены и любовницы. Его обволакивает утонченная фальшь, сердечная привязанность наталки­вается на самодовольное безразличие, дух его скудеет и слабнет.

Вопросы пола привлекают повышенное внимание Олдингтона. Не из-за пикантной темы он обсуждает их с таким интересом и не потому, что склонен преувеличи­вать их значение, отчасти под влиянием своего совре­менника Д. Г. Лоуренса, творчество которого ставит необычайно высоко.

 Рассматривая материалы довоенной биографии Джорджа Уинтерборна, не богатой событиями, связан­ной с замкнутой специфически английской интеллигент­ской средой, Олдингтон стремится в точности восстано­вить атмосферу, в которой приходилось дышать его ге­рою, круг его запросов, характерные черты внутреннего облика, быта. Роман «Смерть героя» лучше чем какая-либо другая английская книга способен дать живое представление о том, как формировалось «потерянное поколение» в Англии.

Отношения полов обсуждаются Олдингтоном прямо и откровенно («но почему нельзя говорить о том, что всех нас занимает и что в конечном счете так важно для жизни и счастья взрослых людей?»). Олдингтона волну­ет проблема гармоничной личности и гармонических отношений между людьми, он ищет источник зла и сред­ства устранить его. Эти поиски сопровождаются крити­кой уродливого семейного быта и общественных нравов. Учиняется нелицеприятный суд над иллюзиями Уинтерборнов, которыми они тешили себя в предвоенные годы. В сопровождении едкой насмешки предстают взору юный Джордж, излагающий своей возлюбленной «про­ект совершенных половых отношений», мнимое глубоко­мыслие и непритворная деловитость, с какой они обсуж­дали эти темы, круг их «просветительного чтения». Упо­минается имя Хавлока Эллиса, автора книг по сексу­альной    психологии,  в коих юные девы, мучимые смутными вожделениями и жаждавшие «полной свобо­ды», находили панацею от всех печалей.

В годы войны и особенно после нее Хавлока Эллиса, зачинателя «сексуальной реформации», решительно тес­нит Фрейд с его более подходящей к случаю утончен­ной методой психоанализа. Невоздержанность полового инстинкта, легкомыслие и бездушие, обескуражившие Джорджа, его подруги Элизабет и Фанни прикрывают «дымовой завесой фрейдизма и теорией Хавлока Элли­са».

В той среде, которая вскармливала и воодушевляла юных Джорджей, на волне кризисных настроений в пре­избытке являлись всякого рода «реформаторы», прово­звестники «нового духа», «славной новой расы». Они без труда собирали вокруг себя молодежь, тяготившуюся обветшалыми канонами викторианской морали, жаж­давшую нового слова, свежего чувства, но насквозь пропитанную буржуазными предрассудками и вку­сами.

Проекты переустройства жизни на началах сексу­альной реформации горячили праздные и легковерные головы. Система запретов, опирающаяся на религию и закон, или свобода, точнее - «свободная любовь», кон­кретнее - «разумная беспорядочность половых отноше­ний», в виде такой альтернативы выступала перед Эли­забет и Джорджем волнующая задача, казавшаяся им чуть ли не главной задачей времени, каковую они, «про­грессисты» среди предвоенной молодежи, должны были решить практически, безотлагательно, собственным при­мером. «Поколение Элизабет и Джорджа, - вставляет свой горестный комментарий автор, - допустило ошиб­ку». Оно доверилось болтовне лже-реформаторов об улучшении человеческой породы, о ликвидации войн пу­тем сокращения деторождения, приняло вздор за исти­ну и вело себя слишком самонадеянно. Уродство экспе­римента не осталось безнаказанным.

Вороша интимное прошлое треугольника Элизабет - Джордж - Фанни, автор перебирает его бегло и беспо­рядочно, заменяя углубленную обрисовку явлений штри­хами и подробностями. Все же анализ обстановки и характеров убедителен и нагляден, логика разбираемых фактов не оставляет сомнений: недовольство этой моло­дежи старыми моральными устоями, энергия и страсть ее бунта определялись по большей части настроениями анархического индивидуализма. («Нечего старикам мешаться в страсти молодых. К чертям стариков!»). Тре­бование свободной любви оставалось чисто буржуазным. Интересно вспомнить мнение В. И. Ленина, его характеристику взгляда на свободную любовь в пись­мах к Инессе Арманд от 17 и 24 января 1915 года. Критикуя план ее брошюры для работниц, В. И. Ленин пишет: «... требование (женское) свободы любви» сове­тую вовсе выкинуть.

Это выходит действительно не пролетарское, а бур­жуазное требование.

В самом деле, что Вы под ним понимаете? Что можно понимать под этим?

1.  Свободу от материальных (финансовых) расчетов в деле любви?

2.  То же от материальных забот?

3.  От предрассудков религиозных?

4.  От запрета папаши etc.?

5.  От предрассудков «общества»?

6.  От узкой обстановки   (крестьянской  или мещан­ской или интеллигентски-буржуазной) среды?

7.  От уз закона, суда и полиции?

8.  От серьезного в любви?'

9.  От деторождения?

10. Свободу адюльтера? и т. д.

Я перечислил много (не все, конечно) оттенков. Вы понимаете, конечно, не №№ 8-10, а или №№ 1-7 или вроде №№ 1-7.

Но для №№ 1-7 надо выбрать иное обозначение, ибо свобода любви не выражает точно этой мысли.

...Буржуазии понимают под свободой любви пп. 8- 10 ... Неужели литература и жизнь не доказывают, что буржуазки именно это понимают? Вполне доказы­вают!».

Элизабет и Фанни именно так и поняли требование свободы любви. Джордж склонен был держаться пп. 1- 7, а также п. 9, оговаривая его теоретическими и практи­ческими соображениями. Но обстоятельства оказались сильнее его.

Самонадеянная   игра   в   свободную  любовь  тяжело отозвалась на впечатлительной натуре героя, стремившегося к цельности морального чувства. Автору важно бы­ло проследить психологическое воздействие этой «игры», и он сделал это. Комментируя ход событий, он продол­жает обсуждать проблему, волновавшую его героя, уже без оптимизма и уверенности, какие некогда тому были свойственны, однако  и том же духе «робинзоновских» понятий, отрывая вопросы отношения полов от социаль­ных вопросов, не связывая семейную мораль «стариков» с общественным устройством. Отсюда противоречивость суждений,    циническая    ирония,    робость    требований, мрачные прогнозы и стоическое    отчаяние:    «Половой вопрос» будет разрешен лишь в золотом веке, когда род людской  достигнет  совершенства.  А «до  тех   пор   нам остается только вздыхать при виде загубленных жизней и размышлять о том, что мужчины и женщины могли бы стать друг для друга великим утешением и отрадой, а между тем они только и делают, что друг друга мучают».

Арчибальд Кронин стал профессиональным писателем лишь после выхода своей первой книги - романа «Замок Броуди» (1931). После выхода из печати книга получила превосходную оценку и восторженный прием у читателей. Эта сильная, чрезвычайно впечатляющая книга: недаром дарование Кронина в 1931 году многие критики назвали «жестоким». В отличие от Олдинтона, именно семейная тема занимает главенствующее место в романе. Действие происходит в небольшом шотландском городке Ливенфорд. В доме причудливой архитектуры, проект которого разработал сам Джеймс Броуди, живут: престарелая мать главы семейства, жена Маргарет, измученная жизнью женщина, дочери Нэнси (отличница, которой отец прочит большое будущее) и Мэри (смелая и решительная девушка, вынужденная бросить образование, чтобы помогать матери по дому), сын Мэтью, которого отец собирается отправить в Индию, и сам хозяин. Джеймс Броуди - владелец шляпного магазина, пользуется известностью и влиянием в городе, в основном благодаря своим богатым клиентам. Это жестокий и властный человек, презирающий всех, кого считает ниже себя. С домашними он строг, а порою даже жесток. Кронин рисует мрачную, местами страшную картину. Он показы­вает распад семьи, крушение жизни ряда людей, попавших под власть жестокого и злого деспота и маньяка Броуди.  Разбога­тевший фермер, ставший торговцем шляпами в провинциальном городке, Броуди на основании какого-то более чем сомнительного семейного предания мнит себя потомком герцогов.  Проникаясь сознанием собственного   превосходства   над   окружающими, он тиранит всех членов своей семьи, доводит близких ему людей до отчаяния, а некоторых даже до гибели. Забитую и совершенно обез­личенную им жену Броуди доводит до состояния рабской покор­ности. С нечеловеческой жестокостью выгоняет он из дома беремен­ную дочь Мэри в тот день, когда у нее начинаются роды, а на дворе свирепствует страшная буря. Он калечит жизнь сына. Даже «любимую» младшую дочь Нэнси, из которой ради собственного тщеславия Броуди решает сделать «ученую», он доводит до ис­ступления, и девушка кончает жизнь самоубийством.

Картина,   которую  рисует  Кронин,  беспросветна,  мрачен  и ее финал. Объективно образ Броуди воспринимается как воплощение человеческой природы, в которой таится и при известных обстоятельствах обнаруживается звериное начало. Автор не пы­тается вникнуть в социальные причины, порождающие людей, подобных Броуди, делающие возможным возникновение подобных характеров. Не показывает он и своего отношения к тому, что изображает. Метод Кронина в этом романе - скорее метод нату­ралиста, чем реалиста, и натуралистическая трактовка образов несколько обедняет книгу, делает ее образы не всегда достаточно мотивированными.

Литература:

1. Урнов М.В. Ричард Олдингтон. М.,1968
2. Жантиева Д.Г. Английский роман XX века. М.,1965
3. В.В.Ивашева. Английская литература. XX век. М.,1967

Скачать работу: 

 RAR-DOC, 18 КБ