Повесть Федора Глинки "Лука да Марья"

Служение тому, что они считали истиной — вот что объединяло московских писателей. Цельное их отношение к жизни определяло и то, что творчество их не было искусством для искусства», но и не «чисто-утилитарным» искусством. Они стояли выше и того и другого, как и в жизни — выше распространенного тогда типа «лишних людей». Служение в самом высоком смысле этого слова определяло их творческое лицо. А потому они писали не только стихи, драмы и научные, философские трактаты, но и простые, непритязательные повести для народа. Защита чистоты народных нравов, семейных устоев, лада в самом широком смысле — всему этому посвящались повести такого рода. Писал их и Федор Николаевич Глинка.

Одна из лучших его повестей для народа — повесть «Лука да Марья», впервые напечатанная еще в 1818 году, а затем переработанная и опубликованная в 1845 году и продававшаяся в пользу бедных. Повесть эта читалась в свое время в домах призрения, в обществах помощи бедным, просто крестьянами, покупавшими ее на ярмарках. Посвящена эта повесть страшному злу — пьянству. А дело было так. Жил да поживал князь Милосердов, и было у него село Хлебородово. Название свое оно оправдывало — много хлеба родилось в нем, и жили мужики в достатке. Много, много лет не было уже неурожая, и богатело село, и ширилось. Жил в том селе молодой Лука, к правде прибежен, да к работе прилежен, и дом у него был — полная чаша! Был Лука достаточен, да редко весел. На что, думал он, и богатым быть, коли не с кем богатство и поделить? И крепко полюбил он Машу, с другого конца села. Маша давно смекнула, что Луку заполонила. Но любовь любовь же родит — у самой Машеньки заныло сердечко. И засыхала девица, что без солнышка травушка, что голубка без голубя... А Лука наш? Бедный Лука! Выпил он питье холодное, а стало горячее на сердце! Разгорелось ретивое, как огонь в сухой траве. Быть свадьбе!

Обвенчались оии и крепко любились. Пошли у них дети. Спорилась у Луки работа, и жили всей семьею по-доброму, по- старинному. И не гадали добрые люди, не думали, как вдруг завелся на деревне чужой человек. Заехал он сперва в город и выпросил позволения жить в Хлебородове, будто затем, чтоб дело делать — разными травами сукна красить, а, приехав в село, нанялся в целовальники. И почал, неверный, кутить да мутить, водкой торговать, а в бочки клал мыла для пены да табаку для крепости — дурить людей добрых. Вскоре открыл он кабак, да пошла к нему вся округа. Льнули мужики к кабаку, как мухи к сметане. И работа не в работу стала, и пошло все наперекос. Село Хлебородово обесхлебело, а ухлебился один целовальник — чужой человек.

Лука наш тоже пошел в кабак. Как первый раз пошел, напился, пришел домой, да и повалился, как овсяной сноп. И с тех пор стал он чужой в дому, а потом и вовсе пошел скитаться.

Не один день прошел заветный, не один праздник приметный. Марья все радела о хозяйстве. Давно минул Петр-полукорма, прошла и Аксинья-полухлебница, а у Марьи не было в дому хозяина. Миновали морозы, пошли оттепели, мужики стали ходить в лес за зверьем по цельному снегу — по настам. Наконец, настал Герасим-грачевник: налетели грачи из теплых стран. Ну, и пошла весна своим ходом перед народом! Человек, что ни делай — спи или работай, лежи лежнем на горячей печи да ешь калачи, а ль скитайся по холоду с голоду, как Лука безалаберный, а в мире все идет своим чередом да порядком? Всякая звездочка знает свой час, не выступит позже. «День со днем разговаривает, и ночь ночи рассказывает о чудесах Господних!» — так говаривал сельский грамотей старик Памфил — великий начетчик и знаток книжного дела. И так, конец с концом, пришла и весна, что для всех красна. Подошли оба Василья — Василий-капельник — и с крыш падала вода, и Василий-выверни оглобли,— стали покидать сани и ладить телеги. Пришла Ирина- урой берега — и вода захлестала, только держи плотины! Уж настала и Лукерья-комарница — откуда ни взялись комары и капели свои песенки, а Лука все не бывал дома!..

В конце концов вернулся Лука, пришел и устыдился. Бухнулся в красный угол на колени, бил поклоны и каялся, проливая слезы горючие. Марья не мешала ему, только сидела в уголке да плакала. Три дня так прошло, а потом сказал Лука раз и навсегда: полно! — и засим боялся уже Лука кабака как смертного греха. И пошло у них все по-прежнему, по-бывалому...

История обычная, каких в прошлом веке было множество. Но Федор Николаевич Глинка был одним из первых, после Державина, кто заговорил о спаивании русского народа, призыва: людей держаться от кабаков в стороне, жить по-прежнему, по-старинному.