Н. Долгополов. Тургеневские женщины. Роман в двух частях

Минут сорок попетлял я по разбегающимся от Парижа забитым дорогам — и Буживаль. Выведенное латинскими, непривычное французскому слуху — «Дача Ивана Тургенева», крутой подъем, и вот оно — его «Ясени». В окружении любимых своих — ясеней и Виардо — Иван Сергеевич проблагоденствовал здесь с 1875-го до самого ухода в 1883-м. Ни в каких российских обществах, ассоциациях, по сию пору сохранившихся во Франции, не пахнет Русью гак, как в имении в «Ясенях».

Мы заочно любим великого классика. Но понят ли нами автор «Отцов и детей», «Записок охотника» и пассажа о могучем русском языке, механически зазубренном и средней школе? Жил десятилетиями за тысячи километров от описываемых в «Муму» мест и событий, современники-французы завидовали его французскому: Иван Сергеевич изъяснялся на изумительном языке, на котором говорили в салонах XVIII столетия. И что — это мешало ему оставаться русским? Да в десятки раз более неравнодушным к полям Отчизны, чем вроде, бы и истинные ее сыны, лениво прозябавшие в родовых поместьях.

Безустанно передвигаясь по Европе, он славил не только себя. Будем ли спорить, выиграла бы Россия от его постоянного присутствия, если и отсутствие свое он изящно обратил на великое ее благо.

Крошечный эпизодик из парижского бытия. «Обеды пяти», когда за стол с Тургеневым усаживались Эдмон Гонкур, Эмиль Золя, Альфонс Доде, Гюстав Флобер. Что за разговоры вели гении, какие дела двух выдающихся литературных школ обсуждали, сколь взаимопроникающим и полезнейшим для России, Франции было писательское влияние пятерки! Ничего себе признание, вырвавшееся у Флобера в одном из 250 писем к Ивану Сергеевичу: «Для меня вы—единственный Человек, которого я считаю действительно достойным так называться!»

И все-таки: что заставило его покинуть гнездо в Спасском-Лутовинове и уйти в окружение хоть и ясеней, но французского происхождения? Почему вдруг признание: сегодня Буживаль для меня, что Мекка для мусульманина? Забудем сравнения с герценовским или бунинским бегством. Оба достойно покоятся на кладбищах Ниццы и Сент-Женевьев-де-Буа, и далее раздававшиеся было намеки о переносе останков отдают безграмотным кощунством: отвергнутым нашими же предками, им суждено и покоиться в давшем приют чужом далеке.

Тургенев же после кончины вернулся, его завещание выполнили, и в этом тоже ключ к разгадке: он не был ни отвергнут, ни покинут. Ну были николаевские репрессии середины прошлого столетия, о которых писали как о страшных и которые после всего впоследствии Россией пережитого видятся в худшем случае большими неприятностями. Но вряд ли политика сыграла тут главную роль. К ней Тургенев и жизни, а не в романах был не слишком привязан.

Бедою ли, счастьем была, конечно, Полина Виардо. Досконально исследована тургеневедами. Не настолько пошло, как матушки Варвары Петровны полупроклятие: гоняется по всей Европе за этой цыганкой. Но близко к истине. Тургенев влюбился в Полину сразу и на 40 лет. Чувство обрекало на всегдашнее житье поблизости от Виардо. Она перебиралась в Париж — он тотчас спешил туда же. Ей понадобилось в Германию — Иван Сергеевич снова рядом. Вспыхнула война Франции с Пруссией, и Тургенев с нею переехал в Лондон, а потом опять в Париж. Стоило Виардо упорхнуть куда-то пораньше, как пребывание в Германии ли, во Франции превращалось для него в тягость. Даже сказочные и вроде любимейшие им ландшафты Баден-Бадена, как признавался он сам, уже не представляли никакого интереса. Теряли прежнюю прелесть, напоминали разве о хороших днях вместе с Виардо.

Однако любовь неожиданно открылась во всей своей запутаннейшей сложности.

Пусть то, о чем выскажем чужое предположение, останется гипотезой, хотя и подтвержденной письмами, свидетельствами очевидцев, поразительными фотографиями.

Хранитель, главный экскурсовод и, можно сказать, хозяин буживальского музея Тургенева Александр Яковлевич Звигильский законно гордится собранной коллекцией портретов, фото, писем писателя и к писателю. Он одержим Тургеневым, этот русский парижанин, профессор Сорбонны и председатель «Ассоциации друзей Ивана Тургенева, Полины Виардо и Марии Малибран» сестры Полипы, певицы. Даже жену Тамару нашел себе в Союзе — она исследовательница тургеневского наследия, не менее, если не более, темпераментная.

Как откровенны и с трудом, и с огромными личными затратами закупленные на аукционах всего света документы! Насколько понятны и в то же время загадочны где только не найденные письма Тургенева к Полине и ее дочери Клоди! И до чего хорош на фото Иван Сергеевич один из красивейших людей своей эпохи? Вот он, русский родовитый барин, молодой по тем понятиям великан с его ста девяноста с половиною сантиметрами. Мягок, добродушен, нежен. Чувство юмора и щедрость прекрасно ужимаются в писательской душе. Он большой, он добрый.

Отсюда и поразительный успех у женщин. Иго любили без памяти. Актриса Савина, сестра Писателя Толстого — Маша... Список заслуженных побед не короток. В дневнике Эдмона Гонкура с долей зависти описываются всяческие авантюры тургеневской жизни. Но как же тогда с чистой, никакой физиологией не замутненной многолетней любовью к Полине?

В чистую любовь, как и в идиллическое будущее типа города Солнца, можно верить и не верить. Но кто сказал, что чистая любовь обязательно платоническая? Убедят ли истинных поборников принципов чистой любви такие вот строки: «Я в первый раз с П.». Это из записных книжек Ивана Сергеевича, куда он заносил важнейшее из пережитого. Середина прошлого века, и, возможно, лишь первый поцелуй? Первая невинная ласка? Но мы же взрослые, и скромней запись звучит не триумфальным маршем, а деликатным признанием -неминуемое, наконец, произошло.

Довольно быстро меняется тон переписки. Нет, по-прежнему на «вы», однако в письмах больше страсти. Для некоторых почитателей этот факт — роковой! Однако к чему кривить душой — нормальный, естественный. Союз был действительно чист, ибо муж Полины, далеко не молодой Луи Виардо, оставался как бы вне отношений. Ничего не теряя, не ведая, состоял в дружбе с писателем.

И представить трудно, чего бы лишилась мировая литература, распадись союз Полины Виардо и Тургенева. Вряд ли без Полины Иван Сергеевич остался бы прежним: тонким, склонным к тихой грусти человеком и одновременно оптимистическим жизнелюбом, которого Виардо деликатно, но заставляла писать, переводить — работать.

Ей богу, не решусь предположить, что нашел русский красавец барин в испанской певице. Нет на ее фото и портретах следом особой красоты. Обычное лицо, толсто питые губы, чуть сгорбленная фигура. Правда, глаза не обычнейшие, ну и что ж — глаза. Какая-то тайна: почему тогда отдал Полине сердце старик Берлиоз? Каким образом влюбился в нее Лист? Зачем нужна была эта уж точно не платоническая связь с Гуно, к которому Тургенев ревновал ее с полным на то основанием?

Насколько красивей получилась Клоди. Прекрасные, как у матери, глаза, черты лица строже, совершенней. Она — еще одна загадка, которыми полон дом в Буживале...

Впрочем, к чему интриги и журналистские заходы. Сравнительно недавно найденные письма настолько полны чувственной любви, что с чьей-то точки зрения неоспоримо доказывают: Клоди была близка с Иваном Сергеевичем.

Когда Полина привезла дочь сюда в 1875-м, ей было 23—34 года разницы с другом семейства. Тургенев писал ей в детстве шутливые послания. А девочка росла, превратившись в статную художницу, и чувство почти отцовское переродилось в мужское влечение. В кабинете писателя нашлось постоянное место ее мольберту. Это ради Клоди Тургенев попросил архитектора повысить потолок: для занятий живописью нужно было больше света! Тургенев творил за массивным столом, пока молоденькая Клоди Виардо, ставшая по мужу Шамеро, рисовала здесь же свои нехитрые картины.

Не копание в чужом, а вероятная истина: Клоди была любима Тургеневым. Догадывалась ли об этом постаревшая мать? Возможно. Привязанность к другу, любовь к нему помогали подавить зарождавшуюся ревность. Удержать возле себя, сохранить любою ценою сорокалетние отношения — ради этого стоило решиться и на такое жертвоприношение. Две пачки писем Тургенева к Клоди проливают свет на то, что должно было остаться, а может, так и останется тайной. Письма лежали в Национальной библиотеке, пока не нашел их упорный исследователь — хранитель музея.

Это дар библиотеке от мадам Мопуаль — дочери и наследницы Клоди, — поясняет нам Александр Звигильский, добавляя в полном смущении. — Быть может, то дочь Тургенева.

Наши мысли на растерянных обиженных лицах: —Почему вы решили, что дочь? —Внешнее сходство поразительное. И мы тоже в этом убеждаемся, взглянув на изображение мадам. Я бы не рассказывал такое постороннему французу, — вздыхает хранитель (или открыватель?).

Гипотеза... Но как похожи! К тому же совсем не часто попадаются во Франции настолько высоченные дамы, как мадам Мопуаль. Дожила до 93 — умерла не так и давно. Последние лет восемь основатель ассоциации встречался с мадам не однажды. Ее сын, которому за 70, время от времени передает в дар музею реликвии, оставшиеся от прабабушки Полины, умершей в 89 лет, в 1910 году, и от бабушки Клоди, скоропостижно скончавшейся в 1914-м. Какая-то фантастика: жив внук писателя, столетие со дня смерти которого отмечалось 3 сентября 1983 года?

Князь Мещерский, свидетель последних дней Тургенева, описывая его страшные мучения, приводит и такой эпизод. Чувствуя приближение исхода, Тургенев попросил ухаживавших за ним Полину и Клоди: покройте меня вашими телами. Клоди выполнила и эту волю великого смертника.

Бурживаль - Париж ("Комсомольская правда", 21 декабря 1991 г.)