Средства речевой выразительности в газетном тексте |
23.09.2012 18:20 |
В книге «Русский язык на газетной полосе» В. Г. Костомаров выделил основную черту языка газеты: стремление к стандартизованности и одновременно к экспрессивности. Широкие возможности для реализации этой тенденции представляют фигуры речи - отступления от нейтрального способа изложения с целью эмоционального и эстетического воздействия. Стандартизованность обеспечивается воспроизводимостью фигур: в их основе лежат определенные схемы, которые в речи могут наполняться каждый раз новыми словами. Эти схемы закреплены многовековой культурной деятельностью человечества и обеспечивают «классичность», отточенность формы. Экспрессия возникает либо в результате ментальных операций сближения-противопоставления, либо вследствие разрушения привычных речевых формул и стереотипов, либо благодаря умелым изменениям речевой тактики. В газете встречаются практически все фигуры речи, однако значительно преобладают четыре группы:
Рассмотрим особенности языка газетного текста с точки зрения средств речевой выразительности на примере материалов спортивной тематики газеты «Аргументы и факты» и «Аргументы и факты -Петербург» за 2005-2006 гг. I. С первых же строк статьи читатель часто встречается с такими разновидностями вопросов, как дубитация и объективизация. Дубитация - это ряд вопросов к воображаемому собеседнику, служащих для постановки проблемы и обоснования формы рассуждения, например: «Что ждёт Россию на будущей Олимпиаде-2010 в Ванкувере? Есть ли у нас достойная смена Плющенко, Слуцкой и другим?» (Аиф, № 49 от 6.12.06) Выдающийся мыслитель современности Хинтикка замечал, что умение ставить вопросы природе отличает гениального ученого от посредственного. То же можно сказать о журналисте в отношении общества. Первый раздел античной риторики включает в себя проблему выделения спорного пункта. Поскольку одну и ту же проблему можно рассматривать под разными углами зрения, от того, насколько правильно поставит вопрос адвокат, иногда зависит жизнь подсудимого. По сформулированным в начале статьи вопросам читатель судит о проницательности журналиста, о сходствах и различиях между собственной и авторской точками зрения, об актуальности темы и о том, представляет ли она интерес. Дубитация - эго и своего рода план дальнейшего изложения, и способ установить контакт с читателем. Вопрос всегда обращен к собеседнику и требует от него ответной реакции. Таким образом, высвечивание тех или иных граней проблемы происходит как бы на глазах у читателя и при его участии. От этого убедительность вывода возрастает (если принял исходный тезис и не обнаружил нарушений логики в рассуждениях, то вывод безусловно верен). Дубитация является важным композиционным приемом: она выполняет роль зачина, который может находиться как перед, так и после краткого изложения сути дела. Благодаря своим интонационным особенностям дубитация формирует очень динамичное вступление. Объективизация - это вопрос, на который автор отвечает сам, например: «При чём здесь ЦСКА? Так кому же неизвестно, что наставник «Томи» Петраков - друг Газаева!» (АиФ, № 47 от 22.11.2006) Объективизация - это языковое средство, служащее для высвечивания отдельных сторон основного вопроса по мере развертывания текста. Фигуры этого типа располагаются главным образом в начале абзацев. Наряду с метатекстом они создают каркас рассуждения, причем не только фиксируют поворотные пункты мысли, но и продвигают рассуждение вперед. Смена утвердительной интонации на вопросительную позволяет оживить внимание читателя, восстановить ослабший контакт с ним, внести разнообразие в авторский монолог, создав иллюзию диалога. Объективизация - это отголосок сократического диалога - распространенного в эпоху античности способа установления истины путем предложения вопросов мнимому собеседнику, обычно образованному современнику. На поставленные вопросы философ отвечал сам, но с учетом точки зрения мнимого собеседника. Только диалог, как полагали древние, мог привести к постижению абсолютной истины. В последующих научных трактатах этот метод выродился в современную объективизацию, которая, надо признать, и отличие от дубитации или риторического вопроса не содержит элементов нарочитости и театральности. Аналогом и одновременно противоположностью объективизации является обсуждение. Это постановка вопроса с целью обсудить уже принятое авторитетными лицами решение или обнародованный вывод, например: «Маловразумительный керлинг, чьи правила сродни камланию шаманов, понятные только узкому кругу специалистов да малой толике зрителей, с упорством наблюдающих за соревнованиями «полотеров» разных стран, уже занял свое место в олимпийском движении. Боулинг же до сих пор сам по себе. Что так? Может, потому, что кегли вне политики или шар нельзя проверить на допинг?» (Аиф-Петербург, № 14 от 05.04.2006). По структуре обсуждение является зеркальной противоположностью объективизации: сначала - утверждение, затем - вопрос. Эта фигура замедляет рассуждение, как бы отбрасывает участников коммуникации назад, но она и учит сомневаться, перепроверять выводы авторитетных лиц. Решенная проблема на глазах у читателя вновь превращается в проблему, что наводит на мысль о непродуманности принятого решения и не может не подрывать авторитета тех, кто его вынес. Риторический вопрос - это экспрессивное утверждение или отрицание, например: «Где еще дети имеют равные права со взрослыми, а зачастую показывают результаты не хуже, чем папа с мамой? (Аиф-Петербург, № 14 от 05.04.2006)= «Больше нигде дети не имеют равных прав со взрослыми...». Риторический вопрос интонационно и структурно выделяется на фоне повествовательных предложений, что вносит в речь элемент неожиданности и тем самым усиливает ее выразительность. Некоторая театральность этого приема повышает стилистический статус текста, поднимает его над обыденной речью. Риторический вопрос нередко служит эффектным завершением статьи. Открытый вопрос провоцирует читателя на ответ - в виде письма в редакцию или публичного выражения своего, а точнее, подготовленного газетой мнения. Высокая эмотивность вопроса вызывает столь же эмоциональную ответную реакцию. Речевыми средствами поддержания контакта с читателем служат также коммуникация, парантеза, риторическое восклицание, умолчание. Коммуникация - это мнимая передача трудной проблемы на рассмотрение слушающему, например: «И вот представьте, что футболист сыграл за свою сборную эти игры 10 лет назад...» (АиФ №39 от 28.09.05) Опознавательным знаком этой фигуры речи в газете служит формула «судите сами» или ее аналоги: «смотрите сами», «вот и решайте», «представьте себе» и т. п. Независимо от частных особенностей коммуникация повышает убедительность рассуждений, поскольку читатель в них участвует сам. Парантеза - самостоятельное, интонационно и графически выделенное высказывание, вставленное в основной текст и имеющее значение добавочного сообщения, разъяснения или авторской оценки, например: «Что же касается увольнения помощника Соловьева, Николая Макарова (оно состоялось после упомянутого поражения от «Витязя»), то комментировать ее «АиФ-Петербург» руководитель пресс-службы СКА Владимир Кузьмин отказался» (АиФ, № 49 от 7.12.05). «Здесь у дядюшки Ники стажировались и А. Агасси, и Дж. Курье, и М. Селеш (возможно, кстати, у последней россиянка и переняла манеру издавать победный клик).» (АиФ, №34 от 24.08.06) «И Мария вместе с папой перекочевывают с 700 долларами в кармане за океан, в теннисную Мекку (где только годовое обучение обходится в 50 тысяч баксов)» (АиФ, №34 от 24.08.06) Эта стилистическая фигура внутренне противоречива, поскольку, с одной стороны, разрушает барьер между автором и читателем, создает ощущение взаимного доверия и понимания, порождает иллюзию перехода от подготовленной речи к неподготовленной, живой, с другой стороны, как всякий «прием», она вносит некоторый элемент нарочитости. Не случайно парантеза нередко служит средством иронического, отстраненного изложения. Риторическим восклицанием, по классическому определению, называется показное выражение эмоций. В письменном тексте эта псевдоэмоция оформляется графически (восклицательным знаком) и структурно: «А как же сенсация, спрашиваете? Ну, хорошо, поставлю и на бритого наголо Бекхэма!» (АиФ, № 25 от 21.06.06). Восклицательный знак в таких высказываниях - это способ привлечь внимание читателя и побудить его разделить авторское негодование, изумление, восхищение. Умолчание - указание в письменном тексте графическими средствами (многоточием) на невысказанность части мысли: «Ах, да... вот ещё - не споткнись Чепалова, не упади Слуцкая, не облажайся хоккеисты, чиновничья братия могла бы смело сверлить дырки в пиджаках.» (АиФ, №9 от 1.03.06) Многоточие - это заговорщическое подмигивание автора читателю, намек на известные обоим факты или обоюдно разделяемые точки зрения. II. Вторая группа фигур, занимающих важное место в языке газеты, - это повторы разных типов. Известная мудрость гласит: «Что скажут трижды, тому верит народ». Повторяющиеся сегменты фиксируются памятью и влияют на формирование отношения к соответствующей проблеме. Повторы могут создаваться средствами любого языкового уровня. На лексическом уровне это может быть буквальный повтор слов: «Мы - не боссы, мы - не наги, раз купили Кавенаги» (АиФ, №25 от 25.06.05); «Нужно знать себя и верить в себя» (АиФ,№16 от 16.08.05) или столкновение в одной фразе паронимов - парономазия: «Про голы и головы» (АиФ, №25 от 21.01.06). На морфологическом уровне это полиптотон - повтор слова в разных падежных формах: «Россия должна заиграть в футбол, заболеть футболом в хорошем смысле слова.» (АиФ-Петербург, №19 от 10.05.06). На синтаксическом уровне повтор может затрагивать структуру предложения. Повтор - это важнейший стилеобразующий компонент газеты, выходящий далеко за рамки фигур речи, затрагивающий макроструктуру текста, как, например, повтор информации в заголовке, вводке и непосредственно в тексте статьи. Здесь же следует упомянуть и повторные обращения к теме в условиях газетной кампании. Столь значительное место, занимаемое повтором в газете, объясняется его способностью не только оказывать эмоциональное воздействие, но и производить изменения в системе «мнения - ценности - нормы». III. Третье место по частоте употребления в тексте занимает аппликация - вкрапление общеизвестных выражений (фразеологических оборотов, пословиц, поговорок, газетных штампов, сложных терминов и т. п.), например: «Впрочем, было бы желание вымести сор из избы» (АиФ, № 47 от 22.11.06); «Говорят, что такие нынче схемы реализуются, что сам чёрт ногу сломит» (АиФ, №47 от 22.11.06); часто в несколько измененном виде: «В общем, со своей родной колокольни мы бросаем подозрительный взгляд на арбитров» (АиФ, № 26 от 28.06.06); «Это вам не обеспечивать нужный результат где-нибудь в тьмутаракани российского первого дивизиона!» (АиФ, № 26 от 28.06.06). Аппликация совмещает в себе два вида речевого поведения - механическое, представляющее собой воспроизводство готовых речевых штампов и творческое, «не боящееся» экспериментировать с языком. Использованием аппликации достигается сразу несколько целей: создается иллюзия живого общения, автор демонстрирует свое остроумие, оживляется «стершийся» от многократного употребления устойчивого выражения образ, текст украшается еще одной фигурой. Однако журналист должен следить, чтобы в погоне за выразительностью не возникало двусмысленности и стилистических недочетов. Аппликация не только отражает массовое сознание, но и участвует в его формировании. К сожалению, попадаются и неудачные примеры употребления этого приема: «Роналдо: выпил и забил» (АиФ, № 26 от 28.06.06) (по аналогии с «выпил и забылся»), которые выдают недостаток вкуса и здравого смысла у автора. IV. Наконец, структурно-графические выделения. К ним относятся сегментация, парцелляция и эпифраз. С помощью этих фигур внимание читателя обращается на один из компонентов высказывания, который в общем потоке речи мог бы остаться незамеченным. Парцелляция - в письменном тексте отделение точкой одного или нескольких последних слов высказывания для привлечения к ним внимания читателя и придания им нового звучания, например: «А дальше пустота. И китайцы. И тазы с икрой» (АиФ, №9 от 1.03.06). Особую роль в любом выразительном тексте играют сравнения. В прессе они обычно оформляются как структурно и графически выделенные сравнительные обороты (предложения) или вводятся лексемами «наподобие», «похож», «напоминает», например: «Когда австралийцы Хиддинка, проигрывая исторически неуступчивым японцам, в концовке матча на сорокаградусной жаре забили подряд три мяча - это нам как бальзам на раны» (АиФ, №25 от 21.06.06) ; «Более того, ещё совсем недавно Вячеслав Колосков, сохраняя спокойствие буддийского монаха, на вопросы о коррупции в российском футболе с недоумением разводил руками: мол, нет у нас такой» (АиФ, №30 от 26.07.06). Еще античными логиками было строжайше запрещено использовать сравнения и метафоры для доказательства. Считалось, что они искажают мысль, ибо выдают за тождественные те предметы, которые лишь подобны. Поэтому и кажутся неудачными фразы типа: «Но никто не посмеет обвинить Шарапову, что она незаконно, «по-большевистски» захватила власть.» (Аиф, №34 от 24.08.06). Все фигуры речи благодаря их формульной отточенности и завершенности прекрасно подходят для газетных заголовков, поэтому содержащие их фразы нередко оказываются графически выделенными, с них начинает читатель знакомство с газетой, их замечает раньше других речевых приемов. Троп - это любая языковая единица, имеющая смещенное значение, т, е. второй план, просвечивающий за буквальным значением. Взаимодействие и взаимообогащение двух смыслов является источником выразительности. Самое важное место среди тропов занимает метафора - перенос имени с одной реалии на другую на основании замеченного между ними сходства. Способность создавать метафоры - фундаментальное свойство человеческого сознания, поскольку человек познает мир, сопоставляя новое с уже известном, открывая в них общее и объединяя общим именем. С метафорой связаны многие операций по обработке знаний - их усвоение, преобразование, хранение и передача. Кроме того, метафора служит одним из способов выражения оценки, а нередко приобретает статус аргумента в споре с оппонентами или при их обличении (по определению Н. Д. Арутюновой, «Метафора - это приговор без суда»). Негативная оценка при использовании метафоры формируется за счет тех неблагоприятных для объекта метафоризации ассоциаций, которые сопровождают восприятие созданного автором образа: «Эти люди - футбольные арбитры, «люди в черном», как их еще иногда называют.(АиФ-Online, №45 от 14.11.06). Часто такие метафоры выносятся в подзаголовки, например: «Темная комната» (АиФ, №47 от 22.11.06) - о теневой стороне российского футбола. Образы, в которых осмысливается мир, как правило, стабильны и универсальны внутри одной культуры, что дало возможность американским исследователям Дж. Лакоффу и М. Джонсону выделить их и описать. Это образы вместилища, канала, машины, развития растения или человека, некоторых форм человеческой деятельности, такой простейшей, как двигательная (например, моргать, хлопать, скакать), или более сложных (строить, выращивать, воевать). Несмотря на то что образ от многократного употребления метафоры стирается, связанная с ним положительная или отрицательная оценка сохраняется. Как утверждают Дж. Лакофф и М. Джонсон, всей нашей деятельностью управляют нами же созданные метафоры. Поэтому журналист должен относиться к выбору метафорического обозначения так же, как шахматист относится к выбору хода. Для общества, которое находится в стадии реформирования, сопровождающегося кризисными явлениями, типична метафора «болезненного состояния» или «медицинская метафора», получившая широкое распространение на страницах современной российской прессы. В спортивных публикациях - как правило, связанных с коррупцией в высших чиновничьих кругах, организации договорных матчей и т.п. Например: «И этот трагический и фатальный привкус, который остается после этого словосочетания, очень часто себя оправдывает» (АиФ-Online, №45 от 14.11.06) - о подкупе футбольных судей в российской Премьер-лиге; или: «Можно ли избавить футбол от этой странной эпидемии?» (АиФ, №32 от 9.08.06) Метафора может быть не только средством познания мира, но и украшением в речи. Некоторые метафоры иногда осознаются журналистами как чересчур образные для газетного стиля. В этом случае в качестве «извинения» за неуместное употребление эстетикогенного слова авторы используют кавычки, например: «Про этот «любовный пятиугольник» в своё время сплетничала вся спортивная тусовка» (АиФ, №51 от 20.12.06);«Многие шахматные эксперты предполагают, что Крамник предложит «Фритцу» «вязкую» игру, подобную той, какая была им сыграна против Каспарова в 2000 году в Лондоне» (АиФ, №48 от 29.11.06). Неверное понимание демократии как ослабления контроля, в том числе и за формой выражения мысли, привело к распространению в языке газеты физиологической метафоры типа «импотенция силового фактора». Грубая и бранная лексика намного экспрессивнее разговорной и даже жаргонной, так что физиологическая метафора прежде всего отражает накал страстей в обществе, однако журналистам не следует забывать, что соблюдение этических норм является важным принципом в любой цивилизованной стране. К распространенным стилистическим ошибкам относится нарушение семантической сочетаемости между метафорической номинацией и связанными с нею словами. Необходимо, чтобы в словосочетании устанавливалась связь не только с переносным, но и с буквальным значением слова. Переделывание общеизвестных метафор, дающее интересные результаты в художественной литературе (например, у Маяковского банальное «время течет» трансформируется в «Волгу времени»), в газете не всегда оказывается уместным, как в данном случае: «Ипподром - не «лошадиный концлагерь» (АиФ, №13 от 30.03.05). В этом случае сравнение ипподрома с концлагерем вряд ли уместно. В отличие от поэта журналисту не нужно совершать переворотов в метафорике, однако это не означает снижения требовательности к языку. Широко распространен в языке газеты каламбур, или игра слов, - остроумное высказывание, основанное на одновременной реализации в слове (словосочетании) прямого и переносного значений или на совпадении звучания слов (словосочетаний) с разными значениями, например: «А вот завести ребят, заставить того же аморфного Булыкина стать неистовым австралийцем Видукой (пусть теперь будет Булыка!) - это, хочется верить, наш Гус сможет» (АиФ, №25 от 21.06.06) Вовлекая читателя в игру, журналист будит в нем интерес к своей речевой деятельности, проявляет себя как языковая личность и делает заявку на лидерство. Как и в любой другой ситуации, лидер может быть положительным или отрицательным героем. Употребляя грубые и откровенно пошлые каламбуры, журналист явно нарушает нормы общения. Еще один близкий метафоре троп - персонификация. Это перенесение на неживой предмет функций живого лица. Например: «Федерация футбола Эквадора и так уже залезла в долги на 800 тысяч евро, чтобы оплачивать расходы своей команды. Теперь вот хватается за голову, глядя на то, как её только что спустившаяся на равнину сборная уверенно движется обратно в гору - только уже по турнирной сетке.»(АиФ,№25 от 21.06.06). В современной спортивной прессе уже штампами считаются фразы типа «Зенит» купил Александра Анюкова»(АиФ, №29 от 20.07.05). Одним из признаков дегуманизации современного общества является выворачивание этого тропа и создание антиперсонификации. Люди получают статус вещей, в результате чего появляются такие строки: «С нынешними обладателями российских паспортов, числящимися за «Динамо-СПб», г-н Родионов пока не может рассчитаться - до клуба никак не дойдут 9 млн долларов Внешторгбанка» (АиФ,№22 от 31.05.06). Здесь использован неудачный перифраз: люди - обладатели паспортов. Или еще более яркий: «Вот сама Мисс России-2005 подносит гостям стопку, вот специально для вас играет Бутман, а вот на закуску - олимпийские чемпионы» (АиФ, № 9 от 1.03.06). К сожалению, тенденция использовать такие выражения отражает истинное состояние дел в спорте, который тоже становится частью капиталистического рынка. Человек, спортсмен на этом рынке - вещь, он продается и покупается (еще в середине XX века на западе появилось выражение «спортивная конюшня»).Отстраненное, ироническое отношение к жизни в этом случае перерастает в откровенный цинизм. Из устной публичной речи в язык газеты проникает аллегория - такой способ повествования, при котором буквальный смысл целостного текста служит для того, чтобы указать на переносный смысл, передача которого является подлинной целью повествования, например: «Ах, да... вот ещё - не споткнись Чепалова, не упади Слуцкая, не облажайся хоккеисты, чиновничья братия могла бы смело сверлить дырки в пиджаках «Боско» - «ведь план ИМИ перевыполнен вдвойне!» (АиФ, №9 от 1.03.06). Аллегория позволяет сделать мысль об абстрактных сущностях конкретной и образной. Конкурирующим с метафорой тропом является метонимия - перенос имени с одной реалии на другую по логической смежности. Под логической смежностью понимают соположенность во времени или пространстве, отношения причины и следствия, означаемого и означающего и им подобные, например: «Лига чайников», обосновавшаяся на берегах Малой Невки в год 300-летия Петербурга, отремонтировала и начинила его так, что сегодня в спортивном комплексе есть где поиграть и где поболеть, где отдохнуть и где перекусить» (АиФ-Петербург, №19 от 10.05.06) Ученые установили, что существуют два принципиально различных типа мышления - метафорический и метонимический, за которые отвечают разные полушария головного мозга. Тот или иной тип мышления может доминировать у разных авторов, однако не только этим объясняется распространенность метонимии в газете. Этот троп позволяет экономить речевые усилия, поскольку предоставляет возможность заменять описательную конструкцию одним словом, в нашем примере: «Лига чайников» вместо члены «Лиги чайников» и т.п. Этим свойством объясняется широкое распространение метонимии в разговорной речи. Выбирая данный троп, журналист решает несколько задач: вносит в язык газеты черты неподготовленности, разговорности, экономит место на газетной полосе, конкретизирует мысль. Другая сторона метонимии - способность обобщать - тоже оказывается полезной для газеты, поскольку позволяет не указывать на конкретных лиц. Так, например, журналист может воспользоваться словом «имена» и «фамилии» (Инвестиционную привлекательность для бизнесменов имеют только клубы с «именами» и со стоящими за ними «фамилиями». АиФ №47 от 23.11.05) вместо указаний на конкретных лиц - богатых олигархов, имеющих в личной собственности футбольные клубы. Заложенная в метонимии способность к деперсонификации позволяет передавать шутливое или ироническое отношение к человеку. К метонимии очень близка синекдоха - перенос имени с целого на его часть и наоборот: «К тому же предположить, что шведы в матче с англичанами бились за ничью, чтобы в 1/8 выйти на хозяев чемпионата немцев, - мысль более чем странная» (АиФ, №26 от 28.06.06)= игроки английской, шведской, немецкой команды. Синекдоха этого типа может проникать в газету из разговорного стиля или создаваться автором в соответствии с его отношением к тому, что он описывает. В том и в другом случае она снижает стилистический статус речи. Другая разновидность этого тропа - синекдоха числа, т. е. указание на единичный предмет для обозначения множества или наоборот, - обычно повышает стилистический ранг высказывания, поскольку единичный предмет, соединяющий в себе черты многих подобных предметов, существует лишь как абстракция, идеальный конструкт, и умозрительный, идеальный мир описывается текстами высокого стиля: «Не секрет, что житель этого региона в силу его географического положения чувствовал некоторую оторванность от спортивной жизни страны» (АиФ, №44 от 1.11.06). Ироническая окраска может также создаваться антономазией - употреблением имени собственного в нарицательном значении или наоборот: «Примерно в то же время в Азове готовился к отъезду в неведомые Палестины некто Альберт Жуковский». Отстраненное ироническое повествование стало чуть ли не главной чертой альтернативной советской литературы. В процессе демократизации средств массовой информации образ независимого наблюдателя, не принимающего старой системы ценностей и не навязывающего своей, все подвергающего непредвзятому критическому анализу, появился на страницах печати. В связи с этим важную роль начинает играть антифразис - употребление слова или выражения, несущего в себе оценку, противоположную той, которая явствует из контекста. Так, в рассмотренном выше примере имя собственное «Палестина» с заложенной в нем высокой оценкой (этот регион ассоциативно связан со святыми местами) употребляется вместо выражения «в неизвестном направлении», заключающего в себе отрицательную оценку. Антифразис имеет две разновидности: иронию (завышение оценки с целью ее понижения) и мейозис (занижение оценки с целью ее повышения). Так, фраза: «А вот наш уже «бывший» Короман отметился тем, что после поражения 0:6 от Аргентины сказал: «Россия проиграла бы примерно с таким же счётом». Спасибо, сербский друг!» (АиФ, №26 от 28.06.06) - явно иронична, поскольку слово «спасибо» содержит явно завышенную оценку того отношения автора к предмету его повествования, которое оно называет. Напротив, в предложении: «Ерунда, что в составе официальной делегации не нашлось места для тренера конькобежцев или специалистов по техническому обеспечению лыжников, зато гулять в Италии было кому» (АиФ, №9 от 1.03.06) - притворно занижена оценка объекта, т. е. читатель имеет дело с мейозисом. Предельным, наиболее резким и жестким выражением иронии является сарказм: «Так и получается: принесла Пылёва медаль - молодец, возьми с полки пирожок, попалась на допинге - собирай вещички и дуй на Родину.» (АиФ, №9 от 1.03.06). Аллюзия в строгом смысле не является тропом или фигурой. Она представляет собой прием текстообразования, заключающийся в соотнесении создаваемого текста с каким-либо прецедентным фактом - литературным или историческим. Аллюзия - это намек на известные обстоятельства или тексты. Содержащие аллюзию высказывания помимо буквального смысла имеют второй план, заставляющий слушателя обратиться к тем или иным воспоминаниям, ощущением, ассоциациям. Текст как бы приобретает второе измерение, «вставляется» в культуру, что и породило термин «вертикальный контекст». По содержанию аллюзии подразделяются на исторические и литературные. Первые строятся на упоминании исторического события или лица. Литературные аллюзии основаны на включении цитат из прецедентных текстов (часто в измененном виде), а также на упоминании названия, персонажа какого-либо литературного произведения либо эпизода из него. Встречаются и смешанные аллюзии, обладающие признаками как исторической, так и литературной аллюзии .В газетных текстах используются чаще всего используются такие разновидности литературной аллюзии, как: литературные цитаты-реминисценции, имена персонажей, названия произведений; видоизмененные высказывания ученых, политиков, деятелей культуры; библеизмы (факты, имена, фразы из Ветхого и Нового Завета); цитаты, в том числе трансформированные, из популярных песен; измененные названия теле- и видеофильмов, фразы из популярных фильмов и телепрограмм, рекламы; трансформированные крылатые выражения; названия живописных полотен, скульптур и других произведений искусства. Следует отметить также, что данный прием наиболее часто и эффективно используется журналистами и редакторами при создании заголовков и подзаголовков. Приведем примеры аллюзий на некоторые из перечисленных типов: Гус Мутко не товарищ? (АиФ, №45 от 8.11.06) Лошадь - не дура, жокей - не садист (АиФ, №13 от 30.03.05) Мы - не босы, мы - не наги, раз купили Кавенаги (АиФ, №25 от 22.06.05) Врагу не сдается (АиФ-Петербург, №41 от 11.10.06) Всё будет хОкКЕЙ! -(Аргументы и факты, № 18 от 03.05.06) Роналдо выпил и забил - (АиФ, № 26 от 28.06.06) Аве, Мария! - (АиФ, № 34 от 24.08.05) Лыжню - народу! (АиФ-Петербург, №07 от 15.02.06) Пиво без футбола - деньги на ветер (АиФ, №27 от 05.07.06) Ломать и строить (АиФ-Петербург, №30 от 26.07.06) Разумеется, здесь перечислены далеко не все разновидности литературной аллюзии. Но и по приведенным примерам видно, что вертикальный контекст в печати нередко строится из компонентов так называемой массовой культуры. Это вполне естественно для данной сферы общения: пресса ориентирована на массового адресата. Последнее, несомненно, сказывается на «качестве» аллюзий: ведь для того, чтобы разгадать «аллюзийный ребус», нужно понять смысл аллюзии и хотя бы приблизительно знать ее источник. И все же в печати часто встречаются сложно построенные, эстетически привлекательные, насыщенные глубоким смыслом аллюзии. Такие аллюзии чаще всего многофункциональны: они раздвигают временные рамки и расширяют культурное пространство текста; обогащают его смысловыми и эмоциональными оттенками (в том числе создают предпосылки для возникновения у читателя разнообразных ассоциаций); служат средством выражения оценки и создания комического эффекта; используются для усиления аргументации; наконец, способствуют формированию имиджа журналиста как человека высокой культуры. Как и вообще в прессе, в сфере создания и использования аллюзий в печати наряду с тенденцией к экспрессивности (которая здесь, несомненно, является ведущей) действует и тенденция к стандартизованности. Создаются своего рода аллюзийные стереотипы, которые с небольшими видоизменениями (или вообще без изменений) тиражируются разными изданиями: «Лошадь - не дура, жокей - не садист (АиФ, №13 от 30.03.05) - «Пуля - дура, штык - молодец»; «Лыжню - народу! (АиФ-Петербург, №07 от 15.02.06) - «Землю - народу!». Все сказанное об аллюзиях еще раз подтверждает вывод В. Г. Костомарова о природе языка-прессы: «Явным отличием газетного языка служит то, что вследствие высокой и интенсивной воспроизводимости отдельных вырабатываемых средств языка он как раз не претендует на их закрепление и, напротив, императивно тяготеет к их непрерывному обновлению» [14, 257]. Действие в средствах массовой информации двух тенденций - к стандартизованности и экспрессивности, - разумеется, не ограничивается использованием тропов и фигур речи. Например, стремление к речевой выразительности нередко проявляется в создании новых наименований, отсутствующих в словаре, - окказионализмов. К примеру, в №21 «АиФ-Белоруссия» от 25.05.05 появился заголовок: «Хоккей без химигадов». Под «химигадами», как следует подразумевать, имеются в виду хоккеисты, употребляющие допинг. Стремление к экспрессии порой приводит к противоположному результату - к созданию штампа, одному из воплощений стандарта. Штампы были очень широко распространены в печати советского периода. Штамп представляет собой изначально образное, но в силу своего постоянного употребления утратившее свою экспрессию выражение. Наиболее яркий пример штампа - это часто встречающиеся на страницах газет метафоры и перифразы (описательные обороты, заменяющие прямые наименования); в спортивной лексике это выражения типа: тотальное преимущество (подавляющее), убойная позиция (выгодная), громкие имена (известные имена). Штамп - это, по словам Г.О.Винокура, «окаменелая фразеология», в которой неправомерно продолжают «усматривать стилистическое назначение воздействия» Именно псевдообразность штампа служит основной причиной его негативной оценки, которая, кстати, может быть выражена не только прямым оценочным суждением, но и пародией или оценкой-образом в художественном тексте. Данная оценка-образ позволяет судить и о других причинах (помимо псевдоэкспрессии) негативной оценки штампов. Это, например, их идеологизированная оценочность; оттенки псевдопатетики, привносимые ими в текст; наконец, возможность использования их в качестве одного из средств языковой лжи и демагогии. Штампы не следует смешивать с клише - «положительными конструктивными единицами» (Н. Н. Кохтев), которые представляют собой не претендующие на образность и экспрессивность обороты, служащие для экономии мыслительных усилий, упрощения операций по созданию и восприятию текста, без которых, как отмечал швейцарский лингвист Ш. Балли, нельзя было бы писать «быстро и правильно». В спортивной лексике встречаются клише типа: футбольное первенство, побить рекорд, состоялся матч, терять очки и т.п. Часто они создаются по типовым моделям на основе базовых слов. Наряду с действием тенденций к стандарту и экспрессии одной из характерных черт дискурса периодической печати является полистилизм - возможность использования языковых средств, различных по стилевой принадлежности и нормативному статусу: книжных и разговорных, относящихся к основному фонду словаря и его периферии, пафосных и сниженных, терминов и жаргонизмов. Об этом шла речь во второй главе нашей работы. Важно, чтобы их употребление диктовалось критериями «уместности и сообразности», а не языковым вкусом лингвистически невзыскательного читателя и тем более не стремлением к подражанию «языку улицы». Средства массовой информации в значительной степени определяют нормы языка и общения, и тем более велика их ответственность за то, чтобы эти нормы отвечали лучшим культурным традициям. Вывод: Риторическое усиление речи достигается с помощью стилистических фигур и тропов. Их использование отвечает двум основным тенденциям языка газеты: стремлению к стандартизованности и к экспрессивности. Основная выразительная нагрузка падает в газете на четыре типа фигур: вопросы, повторы, аппликации и структурно-графические выделения. Тропы не только украшают текст, но и помогают осмыслить действительность, структурируя ее и смещая акценты. Некоторые изначально выразительные средства языка, употребляемые в печати, постепенно превращаются в штампы, которые являются одним из воплощений стандарта. Средства массовой информации в значительной степени определяют нормы языка и общения, и тем более велика их ответственность за то, чтобы эти нормы отвечали лучшим культурным традициям. Поделиться с друзьями: Похожие материалы:
|