Рекомендуем

Филфак Главы Л.В.Успенский "Культура речи" - Процент или прОцент или ошибки акцентуации


Л.В.Успенский "Культура речи" - Процент или прОцент или ошибки акцентуации

02.08.2005 21:41

Этот сверхученый термин можно заменить простым рус­ским словом «ударение».

Русский язык отличается от многих других «свободой уда­рения». То есть как? В нашем языке оно не прикреплено во всех словах к одному и тому же слогу — второму сначала, пятому с конца. В одном слове оно может «падать» на первый слог с начала — «папа», а другом — на второй: «погода», в тре­тьем — на третий: «бурундук», в седьмом — на пятый: «слабо­расширяющийся»... Такую же лесенку можно построить, если начать с последнего слога и идти к началу слова: «дурачок», «глупышка», «тысяча» и так далее...

Вас это ничуть не удивляет? Вы. вероятно, даже никогда не задумывались над этой странностью! А ведь существует уйма языков, в которых место акцента (ударения) определено стро­жайшим образом. Так, ь германских языках огромное большин­ство слов несет ударение на первом слове с начала; вспомним хотя бы фамилии: немецкие — Гёте, Шиллер, Бунзен, Ди­зель и английские — Диккенс, Байрон, Джонсон, Стёфенсон... Правда, мы выговариваем Шекспир и даже Рентген, но англичане и немцы произносят Шекспир и Рентген.

А вот у французов все слова имеют ударные конечные слоги: маман, папа, Пари (Париж), Дюма, Тиссандьё, Паганэль... То же самое можно наблюдать и в турецком языке. В польском же еще более странно для нас — все слова несут ударение на втором слоге от конца. Поэтому «самая обыкновенная» наша «вода» у поляков звучит как «вуда», а польское имя Станислав, которое мы произносим так, как я обозначил, будет по-польски СтанИслав: родительный же падеж от него — СтанислАва: опять ударен второй слог от конца.

Поэтому немец произносит фамилии наших великих людей по-своему: ТОльстой, ТУргенефф: француз — на свой лад: ПушкИн, МенделейЕфф, ТургЕнефф. Наши длин­ные слова, у которых ударяемый слог приходится где-либо возле середины, для них вообще труднопроизносимы, и они непременно перемещают в них ударение. «Градостроительное» (дело) — попробуй, выговори! Когда мы перенимаем ино­язычные ударения, это делается чаще всего по каким-либо случайным причинам. Нам совершенно безразлично, произнести ли ШЕкспир или Шекспир, Рентген или РЕнтген. Чаще всего переделки объясняются здесь или историческими причинами (имя Шекспир пришло к нам через французскую передачу, через Вольтера), или простой случайностью и неосведомленностью: так у нас теперь не только аппарат для просвечивания зовут рентгеновским, но даже улицу имени великого физика в Ленинграде именуют «улицей РентгЕна», что уж вовсе никуда не годится!

Иностранцам часто кажется, что русским просто живет­ся — ставь ударение, где вздумаешь. На деле наше положение несравненно сложнее, чем, скажем, у француза или турка. Русскому человеку приходится «в голове держать» бесконеч­ное разнообразие мест ударения, не подчиняющееся никаким видимым правилам. В самом деле, если лошадь — лошадь, то .маленькая лошадь должна быть лошадка, а она почему-то лошадка. Почему?

Как раз в русском языке дело с постановкой ударения обстоит строже, чем во многих других: от перемены места его часто зависит смысл слова: мука — мука, замок — замок. Ничего подобного нет во французском, но существенно то, что и для коренного русского вопросы ударения и его места на том или ином слоге слова нередко представляют собой немалую проблему, неверное решение которой выдает малограмотность говорящего. Вспомните ироническое изречение насчет доцен­тов и процентов. Смысл насмешки, заключенной в нем, как раз и состоял в том, что неправильные ударения на первых слогах слов «доценты» и «проценты», которые надлежит выговаривать, делая акцент на их концах, изобличают человека невежественного, не владеющего системой ударений, принятых в литературной речи.

Я сказал «системой»... Это — желаемое, выданное за сущее. В том-то и дело, что никаких твердых закономерностей русское ударение не представляет (или, может быть, они еще не выявлены), Так что желающему расставлять их правильно приходится держать в памяти тысячи всевозможных слов под угрозой быть отнесенным к разряду неучей.

Вопрос ударений особенно жестко стоял в дореволюцион­ные времена. Человека, который бы произнес в те дни названия Аничков мост или дворец с ударением на «а», сочли бы недостойным быть «принятым в обществе»: «Аничков! Так говорят только попы да белошвейки!»

Предлог «за» может принимать участие во многих словосо­четаниях и соединять, как застежкой, разнообразные слова. Но строго определенные!

Можно сказать «бороться за что-либо» и «борьба за, скажем, победу». Но нельзя, не следует говорить «соревнование за», соревноваться можно с кем и в чем. Уж тем более нельзя сказать "конференция за мир» или «за охрану природы». Слово «конференция» сочетается с предлогом «по», а если он не подходит, надо искать ему описательную замену: «конферен­ция по охране природы», «конференция, посвященная охране природы», «конференция по вопросам защиты мира», можно изобрести немало других сочетаний.

А ведь даже весьма образованные люди делают тут тяжкие ошибки:

«В полной уверенности за готовность войск... я перелетел на (другой) фронт»—написано в мемуарах одного крупнейшего военачальника. «Испытывать уверенность» можно только в чем-либо, но никак не за что-нибудь.

Культура речи, между прочим, как раз и состоит в значительной мере в борьбе против общераспространенных погреш­ностей Совершенно ясно, никто не скажет по ошибке: «в уверенности под готовностью войск» или «над готовностью войск», — так с этим и бороться нечего. А вот против «незакон­ного ЗА» следует вести упорную борьбу, если даже у мастеров слова вы будете встречаться с ним. Оно — нетерпимо!

Далее

Оглавление

 
Онлайн-сервис помощи студентам Всёсдал.ру Приобрести новую профессию удаленно Уроки английского для взрослых и детей