Духовная связь человека, природы и космоса в поэзии Тютчева. Стихотворение «Наш век»

Легко догадаться, что, рассматривая человека как комплекс сложных внутренних самоощущений, Тютчев старался показать и не менее сложные отношения человеческой личности с тем, что простирается за ее пределами, то есть с природой и космосом. В понимании этих связей сказалась глубокая убежденность Тютчева в огромной, первенствующей роли духовного начала в жизни человека, а также в развитии всего того, что есть на Земле и за ее пределами. Недооценка этого начала грозит человеку разрушением, гибелью:

Не плоть, а дух растлился в наши дни
И человек отчаянно тоскует…

сказано в стихотворении Тютчева “Наш век“ (1851). Речь у поэта, разумеется, идет о духе человеческом, нравственности личности. Самое страшное, по Тютчеву, что может произойти в процессе “растления“ человеческого духа — это безверие. Человек оттого и “тоскует”, что теряет или уже потерял веру, веру в наличие в природе и космосе высшей промыслительной силы, веру в Бога.

Безверие порождает рассудочность, то есть такое состояние человеческой психики, когда личность уповает на силу своего “ума”, отключенного от чувств, а подчас и от всей сферы духовного, в том числе от идеи Бога. Такого рода “рассудочность” (не смешивать с разумностью!) порождает гордыню, синдром эгоцентризма и мешает человеку понять свои истинные отношения с Природой и Богом. В этом источник многих бед человека, и, в сущности, главная причина внутреннего разложения личности. Свою, можно сказать, вселенскую печаль по поводу такой метаморфозы, такого одностороннего развития человеческого сознания и жизни Тютчев выразил в следующих словах:

Здесь осуждается не наука как таковая, не познание вообще, а сугубо материалистическое познание, которое отодвигает категорию духовного на задний план, тем самым невероятно упрощая и искажая картину мира в целом. Такой способ познания (“рассудочный”) как раз и обрекает человека на бедствия, нескончаемые противоречия с самим собой и Природой, поскольку лишает его второй и самой могучей ипостаси (основы) — его духовности. Человек, утративший духовность,- аморальный человек, находящийся во власти агрессивных, “злых” инстинктов, что противостоит жизни, ее вечно цветущей Красоте.

Таким образом, лирика Тютчева по своему словесному строю философична, ее образные характеристики обладают большой емкостью, что позволяет по ассоциации развивать “второй” и “третий” ряд умозаключений, ведущих к познанию истинных закономерностей мира. Почти в каждой тютчевской фразе заключено как бы несколько смыслов, посредством которых читатель глубже усваивает свою духовную сущность, богатство своего внутреннего мира, сложность и противоречивость отношений человека со своей средой, включая сюда отношения с миром природы, космоса.

Исходной позицией Тютчева в этом вопросе было представление о гармонии, единстве всего сущего на земле, олицетворенного в природной стихии. Но человек смертен, он “злак земной”, его существование кратковременно, а Природа вечна. Отсюда в лирике поэта трагические нотки печали и даже страха перед всепоглощающим (“темное жерло”) и вечным бытием Космоса. В то же время Тютчев выразил интерес к нему, его непостижимой загадочности, интерес и любовь к жизни вообще, преклонение и восторг перед красотой Мироздания. Такова гамма (очень разнообразная, как видим) поэтических красок, воплощенных в слове Тютчева о человеке, о его отношениях с природным миром. При этом стилистическая гладкость стиха не была для поэта главной. У него можно найти в иных случаях ритмические несоответствия, свободную (“неправильную”) расстановку ударений (“встают и заходят оне”) и т.д. Все это осуществлялось для того, чтобы рельефнее представить “мысль изреченную”, глубже проникнуть в закономерности явлений, точнее охарактеризовать предмет, его скрытые подчас признаки.

Вот почему И.С.Тургенев, восхищаясь стихотворениями Тютчева (подобно многим писателям XIX века), назвал его поэтические шедевры не “стихами”, а “речами”; “он (то есть Тютчев) создал речи, которым не суждено умереть”. И это хорошо сказано: Тютчев оставил после себя не именно стихи и не только стихи, а речи, смысловое богатство и глубина которых перерастают рамки обычного стихотворства.