Ю. Кагарлицкий - Великий фантаст (о Г. Уэллсе)

Как ни хвалили «Машину времени», самому Уэллсу это произведение казалось суховатым. Скорее всего ему не хватало там разработанных характеров я бытовой достоверности. Bо всяком случае, о том, как его тянуло к чему-то простому, можно даже сказать повседневному, легко судить по двум его вещам, появившимся сразу после «Машины времени». В 1895 году вышла фантастическая повесть «Чудесное посещение», где действие происходит в обычной английской деревне, а в 1896 году - юмористическая бытовая повесть «Колеса фортуны». Там ради повседневности Уэллс фантастикой уже совершенно пожертвовал. Но приобретенный опыт не пропал даром.

В фантастическом «Человеке-невидимке» Уэллс уже выступает во всеоружии реалистического мастерства. Фантастическое вторгается в застойную жизнь крошечного провинциального города, который и дальше вел бы свое сонное существование, если б не эта неприятность - столкновение с необычным. Но - вот в чем торжество о «реалиста фантастики»! - само это необычное по-своему, весьма заурядно. Фантастическую ситуацию создал человек талантливый, заметный, но при этом и недостаточно крупный. Четыре года спустя после «Человека-невидимки» Уэллс написал рассказ «Филмер», где великий изобретатель изображен как существо в человеческом отношении уже совершенно ничтожное. Он и потом не раз с горечью писал о «частичности» всякого человека по отношению к богатству потенциальных возможностей, заложенных в человеческом существе как таковом. На своего невидимку Гриффина Уэллс еще не смотрит с таким презрением, как на Филмера. Он жалеет его, он искренне сочувствует ему, рассказывая о безвыходной ситуации, в которую тот себя поставил, и он вызывает наше к нему сочувствие. К тому же Гриффин отнюдь не нарисован как «человек без качеств». Он самососредоточен, раздражителен, готов идти напролом. Черты не очень, конечно, симпатичные, но именно они делают его живым человеком, а мы ведь только в этом случае и способны сочувствовать герою. Тем более что в произошедшем виноват никак не он один...

Трагизм ситуации «Человека-невидимки» отнюдь не исчерпывается противостоянием гениального одиночки-изобретателя и косной толпы. Те самые стимулы, которые превращают мирных обывателей в кровожадную стаю, рыщущую по следу невидимки, воплощены в нем самом. Разница даже где-то в пользу обитателей Айпинга - городишка, где он остановился. Вне случайно возникшей экстремальной ситуации, это люди добродушные, безобидные, не без недостатков, конечно, но кто из нас без греха? Иным рисуется Гриффин. Он предан своему делу, и мера этой преданности такова, что дело начинает ассоциироваться для него с ним самим. Что же, в этом зачастую и состоит психология исследователя. Тем более - работающего в той области, в какой работает Гриффин. Он медик из той героической породы, которые ставят эксперимент на себе. Он и его дело теперь уже окончательно неразделимы. Но здесь-то и обнаруживается социальная подоплека романа Уэллса. Он написан не только об ученом, но и о мещанине во всей заданности его человеческих свойств. Гриффин, в отличие от окружающих, все время находится в той экстремальной ситуации, которая для них возникла неожиданно и на время. И его качества - это их качества, только дремлющие до поры до времени где-то в глубинах сознания. Уэллс однажды сказал, что в мире существует два вида морали - «мораль служения» и «мораль стяжания». На примере Гриффина мы видим, как легко одного типа мораль перерастает в другую. Гриффин служит делу, но дело-то должно служить ему самому. Значительность цели научной лишь помогает расширить масштаб цели личной. А она состоит в том, чтобы возвыситься любой ценой, встать над людьми, компенсировать прежнюю свою незначительность абсолютным всевластием. Если нужно (да так и проще всего!) - при помощи жесточайшего террора. А ведь эта повесть была написана почти за четверть века до того, как люди услышали слово «фашизм»! «Человек-невидимка» - глубокий социально-психологический роман. Уэллс выслушал немало похвал по поводу того, какими реалистическими и убедительными средствами была разработана у него фантастическая посылка. В этом смысле «Человек-невидимка» считается романом образцовым, и он непременно упоминается во всех рассуждениях об отношениях фантастики и реализма. Однако реалистичность этого романа никак не сводится к уровню стилистического приема. Скорее напротив: именно социальная «заземленность» романа помогала Уэллсу с такой легкостью отыскивать реальные приметы фантастических ситуаций. Здесь каждый человек (да и каждый предмет!) ведет себя «как положено», потому что Уэллс в совершенстве знает и этих людей и этот быт Как часто фантасты переносят действие своих произведений в далекие экзотические страны! Это понятно - они хотят усилить необычность ситуации, подкрепив ее необычностью обстановки. У Герберта Уэллса задача иная. Он стремится выявить не открывшиеся еще возможности привычного. Как удивительно выглядит, например, рубашка, снимаемая невидимым человеком! Фантастическое прямо вторгается у него в быт, переворачивает его, но по-прежнему с ним соседствует, частью даже через него выражается.

По этому же пути пошел Уэллс и в следующем своем фантастическом романе - «Война миров». Он рассказывал потом, как, оказавшись со своим братом Фрэнком в каком-то очень мирном уголке графства Серрей, услышал от него: «А представь себе, что вдруг какие-то обитатели другой планеты свалились бы с неба и отсюда начали бы крушить всех направо и налево». Уэллсовские марсиане и высадились вскоре в подобном же мирном уголке и двинулись на Лондон через знакомые автору места.

Впрочем, к этой книге Уэллс был готов уже очень давно.

В 1885 году Уэллс зачитал в дискуссионном студенческом обществе свой реферат «Прошлое и будущее человеческой расы», а два года спустя написал очерк «Человек миллионного года» (опубликован он был в 1893 году). В это время особенно горячо велись споры о том, прекратилась ли эволюция человека, и Уэллс склонялся к мысли, что она будет продолжаться. В этом духе он и описал своего «человека миллионного года». Этот человек, по мнению Уэллса, окажется еще более непохож на нас, чем мы на обезьяну. Эволюция по-разному повлияет на разные части его тела. Рука, поскольку она является «учителем и толмачом мозга», разовьется. Она сделается сильнее и гибче, приспособ­лением к тонким работам. Остальные мускулы, напротив, ослабнут и будут почти неразличимы. Зато необычайно увеличится голова - вместилище разросшегося мозга. При этом она не сохранит прежних пропорций. Черты лица сгладятся, уши, нос, надбровные дуги не будут выступать, как прежде, под­бородок и рот станут крошечными. Химия даст человеку наиболее легко усва­иваемые вещества в наиболее законченном виде. Тем самым отпадет нужда в пищеварении, у человека исчезнет пищеварительный аппарат. Вслед за тем он научится усваивать пищу непосредственно из окружающей среды, и «столовые» миллионного года будут представлять собой огромные, заполненные питатель­ными- растворами бассейны, куда люди (с виду они, правда, к тому времени станут скорее похожи на спрутов) будут приходить поплавать немного, а тем самым и подкормиться.

Поскольку, в результате, человек еще больше, чем теперь, отдалится от животного царства, угаснут его эмоции и возрастет способность к логическому безэмоциональному мышлению.

Этих вот «людей миллионного года», назвав их именем марсиан, Уэллс и закинет на Хорселлскую пустошь, недалеко от Уокинга. На этот раз под его пером возник образ своего рода инопланетных вампиров, прибывших на Землю, чтобы высасывать кровь у людей - они ведь таким путем получают наиболее легко усваиваемые вещества в наиболее законченном виде (известно, что орга­низм легче всего усваивает белки, близкие к его собственным), а любые эмо­ции им чужды - в том числе и эмоция жалости.

Снова Уэллс, как и в «Машине времени», сталкивает человека с его далеким и непохожим потомком. Но драматизм ситуации необыкновенно возрастает. В «Машине времени» одинокий путешественник убеждался в нежиз­ненности викторианских прекраснодушных представлений. В «Войне миров» идет борьба не на жизнь, а на смерть между человечеством и марсианами.

Стоит присмотреться поближе к участникам этой борьбы.

Вряд ли имеет смысл обсуждать сегодня достоверность биологических предсказаний Уэллса. В значительной степени они были навеяны вульгарно-материалистическими идеями Фохта, Молешотта и Бюхнера, за которые моло­дой Уэллс ухватился для того, чтобы лишний раз продемонстрировать бес-компромиссность своей  мысли  и  свое нежелание  угождать  викторианскому читателю и «говорить о приятном». Важнее другое: Уэллс снова создал один из самых своих впечатляющих и значимых фантастических образов. Уэллсов­ский марсианин, сколь ни мало он убедителен с точки зрения теории эволюции, поразительно достоверен, если говорить о некоторых духовных процессах, сделавшихся весьма ощутимыми в конце прошлого века. Для многих художни­ков этого времени стал заметен процесс дегуманизации общества, подмены человеческого «целесообразным». Социалист Уэллс не мог не чувствовать этого острее других. Он отнюдь не был врагом рационального. Напротив, он был по­клонником и продолжателем традиций, заложенных великими просветителями XVIII века с их культом Разума. Но для него Разум не ассоциировался с ме­щанским здравым смыслом, а тем более - с буржуазным хищничеством. Это высокое понятие он прилагал только к тем категориям, за которыми стоял человек во обладании всеми качествами ума и сердца. «Разум - то же чувство, только более утонченное»,- сказал он однажды...

Нет, земное происхождение марсиан отнюдь не оказывается в романе Уэллса данью воспоминаниям о своих юношеских биологических фантазиях. На­против, оно приобретает важнейшее значение для раскрытия мысли автора. Снова, как это было в «Человеке-невидимке», враг, несущий смерть и разорение, оказывается в чем-то сродни тем, кому он угрожает. Это некая возобладавшая и обособившаяся тенденция, живущая в них самих. И конечно же, в значитель­ной мере индуцированная в них обществом.

Для того чтобы направить мысль читателя по правильному пути, Уэллс вводит в свой роман сцену с солдатом-артиллеристом, с которым приходится случайно столкнуться герою романа. У этого человека есть свой план борьбы с марсианами, хотя и весьма специфический. Для успеха этой борьбы придется преобразовать человеческое общество в совершенно марсианском духе... Правда, этот человек оказывается всего-навсего бездельником и болтуном. В ином качестве он в этом романе и не нужен. Все, что было «рационального» в его теориях, уже взяли себе марсиане...

Сегодняшнее общество плохо организовано, неэффективно, говорит Уэллс. Но эффективность не должна идти за счет человечности.

И поэтому особое значение приобретает то, что в романе Уэллса наступ­ление марсиан происходит не столько на фоне развала общества, сколько на фоне судьбы одного человека, неожиданно застигнутого всеобщей катастрофой. Как прав был Юрий Олеша, когда он отметил как одно из важнейших досто­инств Уэллса изображение сразу и потока событий, и одинокой человеческой судьбы и увидел в его романах необычайную взволнованность и человечность! Да, говорит Уэллс, люди слишком часто живут мелкими интересами, готовы приспособиться к обществу, с которым следовало бы бороться, но не ради же марсиан отказываться от человека!

В 1901 году Уэллс завершил свой первый цикл фантастических романов «Первыми людьми на Луне», где показывается обесчеловечивающее влияние разделения труда. После этого фантастическое творчество Уэллса распадается на два направления. Он пишет романы о непосредственных, реальных опасностях, грозящих человечеству,- такие как «Война в воздухе» (1908) и «Освобожден­ный мир» (1914), где описывается атомная война,- и произведения утопическо­го толка, а также социологические трактаты, в которых прорабатываются различные варианты преобразования общества. В последних он чаще всего выступает как социал-демократ достаточно правого толка. До радикализма своих ранних вещей он поднимается теперь крайне редко. Много времени он уделяет в этот период и бытовому роману. Некоторые его произведения подоб­ного рода тоже оставили след в истории литературы. Но раннее творчество Уэллса отмечено многими успехами еще в одном жанре - в новеллистике. Она тогда еще только-только начинала занимать подобающее ей место в английской литературе, и кому, как не признанному новатору Уэллсу было попробовать в ней свои силы? С 1897 по 1911 год он напечатал пять сборников рассказов, публиковавшихся им с 1893 года в раз­личных газетах и журналах. Многие из них стали классикой этого жанра.

Фантастичны ли эти рассказы в том же смысле, что и романы первого цикла? Не вполне. То, что преобладающие интересы Уэллса лежали в сфере науки и ее социальных опосредствований, не могло не сказаться на выборе сюжетов. Такого рода рассказов у Уэллса больше, чем других, да и написаны они лучше - здесь Уэллс, что называется, «у себя дома». Но в них крайне редко возникает фантастический образ, составлявший самую суть прославлен­ных романов Уэллса. К тому же, присмотревшись повнимательнее, нетрудно заметить, что тот или иной научный факт, используемый Уэллсом, дает обычно лишь определенный толчок сюжету. В рассказе «Похищенная бацилла» речь идет не о бактериологии, а скорее о психологических корнях анархизма и тер­роризма. В рассказе «Человек, который делал алмазы» - о судьбе одиночки-изобретателя. «Волшебная лавка», правда, в полном смысле фантастический рассказ, но, следуя современной терминологии, он относится не к области «сайенс фикшн», а к «фэнтази» - иными словами, является чем-то подобным современной волшебной сказке. И только один рассказ из помещенных в этой книге можно без натяжек назвать «научно-фантастическим» - здесь научное открытие определяет собой весь ход и тип повествования. Оно не только дает отправной пункт действию и непрерывно поддерживает к нему интерес, но и по­могает найти самый жанр рассказа, относящегося к замечательным образцам английской юмористики. Это - «Новейший ускоритель».

Уэллс - из лучших английских юмористов. Причем его юмористические рас­сказы не обязательно фантастичны. Он писал и весьма распространенную в Англии "спортивную юмористику" (в нашем сборнике приведен его рассказ «Восхождение мамочки на Пик Смерти»), и детективные юмористические рассказы, и юмористику совсем уже близкую к быту. Немало его рассказов принадлежит и к другим областям новеллистики.

Уэллс - из тех, кому Англия обязана подъемом новеллы в конце прош­лого - начале нашего века. В- этой области его имя стоит рядом с именами Стивенсона, Конан Дойла, Киплинга, Честертона. Английская новелла форми­ровалась как самостоятельный и влиятельный жанр в качестве своего рода <рассказа о необычном». Таковы и все рассказы Уэллса. Наука для него лишь одна, хотя и самая важная, «форма необычного», но он никогда не отказывается от иных его форм, совершая вылазки и в сферу экзотики, и в сферу детектива, и в сферу юмористики, а чаще всего умело сближая все эти сферы.

Великий фантаст Уэллс был необыкновенно многосторонним писателем, и временами успех его как новеллиста, автора бытовых романов или знамени­того «Опыта автобиографии» перевешивал успех его фантастических романов. Он работал в литературе более полувека, оставил после себя сто десять про­изведений. Приобретенный авторитет он использовал для того, чтобы активно вмешиваться в общественную жизнь своего времени. Уэллс был одной из веду­щих фигур международного антифашистского движения. Его три поездки в нашу страну (1914, 1920, 1934 гг.) остались в истории русско-английских отношений Особое значение имела поездка 1920 года, когда Уэллс встретился с Лениным  написанной в том же году книге «Россия во мгле» Уэллс не во всем согласился с Лениным, но это была в высшей степени доброжелательная книга, и она спо­собствовала распространению правды о нашей стране. Реакционеры обруши­лись на Уэллса за эту книгу. Но он и после этого неизменно выступал против реакции, в какой бы форме она ни проявлялась.

Когда в 1946 году Уэллс умер, всем было уже ясно, что из жизни ушла одна из самых впечатляющих литературных и общественных фигур нашего столетия.

Скачать статью целиком:

  RAR-DOC 27 KB