Л.В.Успенский "Культура речи" - А ведь словесные игры и забавы!

Да, они есть. И я напоминаю вам некоторые из них. Не знаю, удастся ли вам приохотить к ним ребят, но если да, то и они внесут свой вклад в воспитание их речевой культуры.

1.Вы задаете играющим слово подлиннее; скажем, карака­тица. Задача: из входящих в него букв придумать как можно больше русских существительных: рак, кара, кат, тир, рака, крит, тара и т. п.. Добавлять другие буквы воспрещается!

Дав старт, вы засекаете время. Победителем может быть либо набравший больше слов, либо показавший при этом наименьшее время. Игра обогащает словарный запас, приучает «не лезть за словом в карман», поднимает на поверхность слова, скрытые в«глубине сознания.

2.Предлагается слово-корень, такое, как стол, кот, дом. Требуется в возможно короткое время подыскать к нему как можно больше производных слов: домик, домище, домок, домо­вой, домовничать, домашний, домовня, домовитый и пр. и т. п. Можно начинать игру и со сложных по составу слов, скажем, с таких, как подпрыгивать. Тогда из него надо выделить основу и уже от нее производить искомые слова — прыгать, прыгун, выпрыгнуть, допрыгнуть, насколько хватит словарного запаса. И здесь, конечно, должен работать «хронометр» — для созда­ния «азарта». Играть можно и «до пяти минут», и пока не сдастся «самый богатый словами».

3. В одном журнале недавно была предложена такая новая «словесная игра»: подобрать 10 (или как можно больше) таких слов, в которые вошли бы все до единой буквы русской азбуки (в любом порядке) каждая по одному разу. Если из найденных слов можно составить предложение, балл повышается. Сами играющие могут устанавливать правила и игры и судейства.

В журнале приведен такой пример для ряда слов: "Душ зябь клюв пыж съём фон цех чай щит эрг»,

и предложение: "Пиши: зять съел яйцо, чан брюквы... эх! Ждем фигу»

Это — игра. Но, кстати: радисты всего мира придумывают и отстукивают по волнам эфира примерно такие же предложе­ния, испытывая, насколько четко передаются станцией все знаки алфавита (чаще все звуки данного языка). От этих пред­ложений нельзя требовать ни красоты, ни глубокого смысла: чем нелепей, тем смешнее!

4. К более сложным упражнениям можно отнести составле­ние так называемых палиндромов — таких предложений (слов — слишком просто!), которые могут одинаково читаться и слева направо, и справа налево.

Еще наши бабки и деды знали два из них, правда, первый не очень точный:

Уведи у вора карову и деву

и

А роза упала на лапу Азора

(в первом —не избежать грамматической ошибки —кАрову; во втором — надумано собачье имя Азор). Известны и еще более старые образцы:

Я иду с мечем судия,

но любители и сейчас придумывают новые.

Самый длинный из известных мне палиндромов довольно неуклюж:

Я так мажу сажу и машу ушами ужас ужам Катя.

Первую премию по изяществу я выдал бы вот какому пред­ложению, в котором не чувствуется ни микрона нарочитости: Леша на полке клопа нашел.

Эта игра повышенной сложности, да и навряд ли в нее можно часто играть: таких палиндромов ограниченное число, даже если судить теоретически.

5. Забыта теперь и занятная игра в буриме.

Задается две, четыре, восемь — сколько сочтете возмож­ным — пары рифмующихся слов, скажем: лес — звезда и влез — гнезда. Играющие втайне друг от друга сочиняют каждый свое четверостишие с этими рифмами.

Можно брать конечные слова из строк уже известных стихотворений:

Лугами — веселя — рядами — шевеля,

считая, что все игроки должны дать не тот текст, какой мы знаем у А. Майкова. Но, пожалуй, лучше придумывать свои, новые «четки рифм». Требовать от стихов высокого качества трудно, но указать на явные недостатки желательно.

6. Неплохо заняться решением кроссвордов. Правда, их составители нередко суконным языком и неточно «задают» зна­чение слов. Так, например, сказано: «летающее животное», а оказывается, что это птеродактиль. Но ведь и птица — лета­ющее животное!! Прежде чем взяться за кроссворд, проверьте его, пересоставьте неточные словесные формулировки ав­тора.

Вот что следует еще заметить: ребята в десятилетнем при­мерно возрасте (и раньше) озадачивают родителей игрой со словами по-своему, перекраивая и коверкая их, как бог на душу положит. По-моему, не стоит расстраиваться: от такой забавы в конечном счете пользы больше, чем вреда. Перестраивая, как им вздумается, известные им слова или надоедливо подбирая рифмы ко всякому произнесенному старшими слову, они ощу­пью знакомятся со строением слов, привыкают обращать вни­мание на их форму.

Подростки впадают в другой смертный грех — начинают приносить из школы домой своеобразный школярский жаргон, начиная с известных каждому: пара, кол, училка и до весьма причудливых новообразований. Я уже говорил: не стоит в связи с этим поднимать панику. Школьный жаргон — явление древ­нее как мир и, по-видимому, нормальное. Он прилипает к ученику, подобно кори в определенном возрасте, а затем к старшим классам — исчезает бесследно. Точнее, он заменя­ется жаргоном студенческим.

Не приходится бояться и этого студенческого арго. Дока­зать его безопасность легко: все мы были студентами, все, в зависимости от «годов, когда это было», говорили кто «железно" — при всех случаях жизни, кто «он возникает» взамен «он лезет в бутылку». Вы перестали, став взрослыми, «лезть в бутылки»? Ну и ваша дочка прекратит обвинять своих знакомых в «возниканьи», когда ей исполнится 30 или 35 лет.

Хотя, возможно, он и останется в виде несколько большей живости речи, в виде большего чувства свободы по отношению к словам, которые можно и которые недопустимо применять в разговоре.

Далее

Оглавление